— А раз понимаешь, перестань ныть, — строго сказал он. — В Москву ему захотелось. Будет тебе еще и Москва, и Париж, и Канарские острова! Не спеши, а то, как говорится, успеешь. Ну, так что там еще, в этом запросе?
Басаргин поднял голову. Морда у него до сих пор сохраняла детское обиженное выражение; видимо, он и сам это чувствовал, потому что, прежде чем заговорить, забрал физиономию в пятерню, помял немного, словно пытаясь вручную придать ей приличествующий случаю вид, и только после этого сказал:
— Там, в магазине, кроме Сохатого и Захара, был еще кто-то из наших. Невысокий, щуплый, хорошо владеет ножом. И обрез после него остался — от старой мосинской трехлинейки, с резным ложем.
— Мать-перемать, — сказал Николай Гаврилович. — Ну, правильно! Два сапога пара, где один, там и другой. Это они, значит, так на охоту ушли! На Денежкин, понимаешь, ручей!
— Ну да, — кивнув, сказал Басаргин. — Хорошо поохотились, шестерых завалили. Так вот, москвичи и спрашивают, не знаю ли я, часом, кто он был, этот третий.
— Не знаешь, — твердо отрезал Субботин. — Даже предположить не можешь.
— Ну, это само собой, — с кривой ухмылкой ответил капитан. — Сами разберемся, по-соседски. Я вот тут подумал: может, взять этого говнюка к себе и немного с ним поработать?
— Бесполезно, — подумав, возразил мэр. — Только лишние разговоры по поселку пойдут. И потом, что толку? Что он нам такого расскажет, чего мы сами не знаем? И без него, засранца кривоносого, ясно, что Макар Степаныч что-то разнюхал. А что именно разнюхал, этот твой охотник, пальцем деланный, поди, и сам не знает. Невелика птица, чтоб Макар с ним откровенничал.
— Тоже верно, — рассудительно согласился капитан. — Просто руки чешутся за эту сволочь малость подержаться.
— Потерпи, придет и его черед, — пообещал мэр. — А что, он уже в поселке?
— Утречком объявился. Говорит, из леса, а по времени выходит, что с нижегородского поезда.
— Э, что время! — отмахнулся Субботин. — Этот его знаменитый обрез не хуже визитной карточки, так что время можно не подсчитывать, и так все ясно. Как же это он так прокололся?
— Видать, горячо было, — предположил Басаргин.
— То-то, что горячо, — проворчал Субботин. — Вот и поехал бы ты вместо Сохатого в Москву. Лежал бы сейчас в морге с восемнадцатью дырками в шкуре. Эх! А жалко все-таки Сохатого. Раз уж Макар на это дело вырулил, сам он теперь не остановится. Сохатый бы нам сейчас очень пригодился!
— Сами справимся, — проворчал Басаргин.
— Ясно, справимся. Выхода у нас другого нет, так что, хочешь не хочешь, а придется справиться. С Горки Ульянова глаз не спускай, да и за Макаром приглядывай.
— Легко сказать — приглядывай за Макаром!
— А без труда, Сема, не выловишь рыбку из пруда. Ну, если по делу у тебя все, — Субботин покосился на часы, которые показывали, что до конца рабочего дня осталось минут двадцать, — тогда давай выпьем по-человечески. Хватит уже пищеварение себе портить этими разговорами! А то придется, как в твоей поэме, клизму друг дружке ставить.
— Да ладно вам, дядя Коля.
— Так и я говорю: ладно. Ну, за Сохатого! Пусть ему чужая земля пухом будет.
Возвращаясь из управы в отделение милиции, капитан Басаргин попытался еще раз спокойно, без спешки обдумать ситуацию. Присланный из столицы запрос его, как и Субботина, беспокоил не очень: он и без дяди Коли знал, как поступить с этой бумажкой. Черновик ответа уже был им продуман во всех деталях, и Николай Гаврилович не добавил к придуманному ранее ничего нового. Ну да, Сохатый — тип с ярко выраженными антиобщественными наклонностями. Ну да, не углядели, дали уехать в Москву. Хотя это, между прочим, законом не воспрещается. Захар Макарьев — дружок его закадычный, куда один, туда и другой. Насмотрелись телевизора, дурачье, и решили срубить деньжат по-легкому — не иначе как с пьяных глаз, на трезвую голову такое не придумаешь. В общем, грохнули их там, у вас, и слава богу, а кто в кого стрелял и почему — сами разбирайтесь, благо покойнички в вашем огороде, а не в моем, да и зарплаты у вас как-нибудь посолиднее тех, что мы в своей Волчанке получаем. Вот и отрабатывайте.
Вот только приказ дяди Коли не трогать этого слизняка Горку Ульянова капитану не нравился. Семен Басаргин был человеком действия, и ходить кругами около заведомой мрази, приглядываться да принюхиваться ему совсем не улыбалось. Была бы его воля, он решил бы эту проблему в два счета. Начал бы с Горки, а кончил, сами понимаете, его хозяином, Макаром Степановичем Ежовым, которому дядя Коля несколько лет назад столь неосторожно помог деньгами и своим авторитетом.
Читать дальше