Андрей Воронин - Слепой. Волчанский крест

Беда была в том, что на стороне Ежова оказалось подавляющее преимущество в огневой мощи. Он довольно быстро расстрелял обе обоймы своего карабина; Басаргин считал выстрелы и подумал тогда, что это уже все, что Макар иссяк и вот сейчас, сию минуту, побежит спасаться в штольню, прямо навстречу дяде Коле с его маузером. Но не тут-то было! Ежов оказался мужиком запасливым и сообразительным: в кармане у него нашелся предусмотрительно припасенный пистолет, а когда и в нем наконец-то кончились патроны, этот мордатый черт воспользовался пулеметом. И ведь сообразил же, сука, как эта старинная машинка работает! Вот тебе и гражданский, вот тебе и бизнесмен.

Вообще-то, понять упорство, с которым Макар держал занятую позицию, было нетрудно. Уйти тем путем, которым пришел, ему мешал залегший за камешком Басаргин. А воспользоваться стремянкой, по которой мог бы проникнуть в штольню, а оттуда в монастырь, Макар не спешил: стремянка была отлично видна в рассеянном свете поставленного торчком, рефлектором кверху, фонаря, и Ежов понимал, конечно, что видит эту стремянку не только он. Карабкаться по приставной лестнице, паля из старинного ручного пулемета, который, к слову, весит без малого двенадцать кило, — дело немыслимое, а значит, во время подъема, пусть себе и недолгого, Макар будет представлять собой завидную мишень. Промахнуться по такой мог бы разве что последний олух, но тут, в пещере, кроме самого Макара, таких не было.

Кроме того, Ежов, конечно, понимал, что, если он отсюда убежит, вернуться обратно ему уже не дадут. Да и рюкзак, набитый почти доверху, наверняка неподъемный, ему, конечно же, бросать не хотелось. Унести рюкзак он не мог, бросить не хотел, вот и держался до последнего патрона, как защитник Брестской крепости.

Выставив из-за камня поднятый над головой пистолет, Басаргин пальнул вслепую. Бесполезный автомат валялся рядом на камнях — оба рожка капитан расстрелял в надежде напугать Ежова и заставить искать спасения в штольне. Теперь у него остался только старикашка «макаров» — два патрона в рукоятке, один в стволе и еще восемь в запасной обойме. Негусто, конечно, но что поделаешь? Должно же это когда-то кончиться!

Ежов ответил на выстрел длинной, неэкономной очередью — видимо, у него все-таки начали сдавать нервы. Один из камешков, упавших после этого Басаргину за шиворот, оказался довольно крупным изумрудом — капитан убедился в этом, вытащив колючую штуковину из-за воротника. «Не счесть алмазов в каменных пещерах».

Не поднимая головы, капитан выстрелил еще раз. В ответ прогремело два выстрела, а вслед за ними послышался звук, которого капитан ждал уже давно, — отчетливый, сухой щелчок бойка, упавшего на пустой патронник.

Запасных дисков к «льюису» у Ежова не было. Вернее, быть-то они были, но лежали, слава богу, в другом месте, по принципу «подальше положишь — поближе возьмешь». Криво усмехаясь, Басаргин уперся ладонями в камень с намерением встать и придушить подонка голыми руками, и в это самое мгновение что-то с глухим металлическим лязгом упало в шаге от него и, подкатившись, замерло в полуметре от лица.

Ежов все-таки успел найти гранаты. А теперь у него, кретина, хватило ума ими воспользоваться.

Даже не успев толком сообразить, что, собственно, намерен делать, на одном спасительном рефлексе Басаргин схватил ребристое, чуть тронутое ржавчиной стальное яйцо и не глядя швырнул его за спину, в узкий, извилистый, промытый в толще горы давно ушедшим под землю ручьем проход. Граната улетела в темноту, ударяясь об углы и выступы, отскакивая от них, как диковинный железный мячик, и там, в темноте, за углом, рванула, не долетев до пола. Подземелье на миг озарилось дымно-оранжевой вспышкой, от грохота заложило уши, но даже сквозь звон в голове Басаргин различил продолжающийся треск падающих обломков, рассыпчатый грохот рушащихся камней и угрожающее кряканье оседающего потолка. Он обернулся, но ничего не разглядел в выплывающих из сплошного мрака на слабый свет фонаря густых клубах перемешанного с пылью тротилового дыма. В дыму что-то продолжало сыпаться с дробным стуком; крупный, килограмма на три, обломок малахита, вылетев из темноты, больно ударил капитана по ноге.

Басаргин вскочил.

— Стой, урод! — почти не слыша собственного голоса, во всю мощь легких завопил он. — Не бросай, завалит на хрен! Стой, сука!

Ежов его не слушал, а может быть, просто не слышал. В подсвеченных электрическим конусом клубах пыли капитан увидел темный силуэт человеческой фигуры с отведенной для нового броска рукой и, не успев ни о чем подумать, горя только одним желанием — остановить эту сволочь, пока не поздно, — вскинул пистолет, прицелился и дважды нажал на спусковой крючок.