Елена Алексиева - Нобелевский лауреат

Ванда не чувствовала себя уверенно в этой должности. Ей было неуютно. Но ведь это и было целью наказания: чтобы она испытала на себе всю его строгость. И Ванда вот уже полгода испытывала эту строгость. Вместо Отдела по борьбе с организованной преступностью она вдруг оказалась на должности педагога в Детской комнате районного отделения, куда ее послали замещать какого-то заболевшего коллегу, с которым она не была знакома. У нее даже не было необходимого педагогического образования, требовавшегося по закону. Просто считалось, что как женщина она должна уметь работать с детьми.

Но все просчитались.

Она открыла ящик, чтобы достать оттуда лист, потом другой. Не найдя того, что искала, порылась в корзине для мусора, достала оттуда какой-то смятый бланк, перевернула его и стала писать послание незнакомому коллеге. Она описала вкратце, что ей удалось сделать за прошедшие месяцы, а также, где лежат все необходимые документы. Внизу на всякий случай расписалась и оставила свой телефон.

Это был ее последний день в Детской комнате, и Ванда искренне надеялась, что больше никогда не переступит ее порог.

Официально наказание, которому подвергло ее начальство, считалось самым легким: выговор за превышение должностных полномочий. Инспектор Беловская, а также все ее коллеги, да и сами начальники, отлично знали, что никаких полномочий она не превышала. Добросовестно исполняя обязанности, она действовала в рамках закона. Скорее всего, в своем усердии она в какой-то момент задела интересы людей, чья власть и связи были настолько могущественны и простирались так далеко, что такие, как она, не могли существовать рядом. Ванда могла абсолютно точно определить момент, когда она перешла этим людям дорогу. Она была знакома и с таможенником, который, находясь под следствием, вдруг, как по мановению волшебной палочки, был восстановлен в должности и получил повышение. А дело было закрыто, потом его и вовсе положили под сукно. В свою очередь, Беловскую тоже нейтрализовали — отправили в Детскую педагогическую комнату.

Хотя выговор она так и не получила. Просто на следующий день после решения о наказании она обнаружила у себя на столе приказ о переводе в другое подразделение, которое объяснялось «острым дефицитом кадров».

Шести месяцев было недостаточно, чтобы утихла обида от унижения. В длинные бессонные ночи, когда снотворное не помогало и Ванда вертелась в постели, не в силах уснуть, в голове постепенно вызревало решение совсем уйти из полиции. Но даже после этого сон не шел. А на следующую ночь все повторялось, потом снова и снова. Она не могла понять, что ее пугает больше всего: само решение или же неизвестность после его осуществления. Она даже не могла честно ответить себе, любит ли она свою работу. Между работой и жизнью стоял такой четкий знак равенства, что невозможно было что-либо прибавить или убавить. Все это казалось ей бесконечно глупым. Иногда Ванда даже стыдилась самой себя. Стыдилась того упорства, с которым хотела доказать, что слабость, которую она испытывает, по сути, это ее самая большая сила.

Она могла написать рапорт уже завтра. Никто не стал бы ее останавливать и уговаривать не делать этого. Скорее, наоборот. Все бы только вздохнули с облегчением. В качестве причины своего ухода она бы написала, что «не справилась со служебными обязанностями». Потому как инспектор Беловская действительно не справлялась ни с педагогической работой — и Детская комната большую часть времени оставалась пустой, ни с личной жизнью, которую также нечем было заполнить. Самая лучшая, сознательная часть жизни, во всяком случае, последние пятнадцать лет, прошла в системе МВД, или просто Системе, как называли ее сотрудники. В Системе Ванда чувствовала себя как дома. Даже когда там становилось жарко и грязно, ей было уютно. Конечно, она страдала от упреков со стороны общественности. Она отлично знала об откровенных безобразиях, которые творились в рядах Системы, о таких отвратительных слияниях Системы и государственной власти с мафией, о которых журналисты даже не подозревали. Но иногда, когда нет альтернативы, даже дом, где отец каждый вечер избивает мать, все же остается твоим родным домом.

А может, она и не подаст в отставку. Вот так, всем назло. Ведь они только этого и ждут. Кто были эти «они», Ванда старалась не думать и ни с кем не обсуждать. Она знала довольно много имен, но если бы она произнесла их вслух, это стоило бы ей гораздо большего, нежели временное отстранение от работы. Когда ей вручили приказ о переводе, один ее коллега заметил, что она должна быть благодарна, что обошлось только этим. Инспектор Беловская отлично понимала, что он имеет в виду. В последнее время стало особенно модным обливать неудобных лиц женского пола кислотой. К тому же имелись и другие, не менее отвратительные способы, о которых она вообще старалась не думать, хотя в длинные бессонные ночи не думать о них не могла.