* * *
Существовало и еще одно обстоятельство, которое заставило Шестакова без раздумий, очертя голову кинуться в предложенную авантюру. События последнего времени – сначала разорение Васиного рекламного агентства, затем – период запоев и внезапное наследство, потом – истязания в Латницкой психбольнице и, наконец, чудесное избавление от погибели – все это убедило Шестакова в том, что судьбой его распоряжается всемогущее Провидение. Оно-то и ведет Василия по этой жизни, при этом главная задача Шестакова – чутко присматриваться и прислушиваться к воле высших сил, следовать их указаниям.
То, что участие в золотом проекте ниспослано ему самой судьбой, было для Шестакова очевидным. Уж больно логично все складывалось, уж больно явственно ощущалось незримое покровительство Провидения… Отказаться от предложения Волохова и Венгерова – значило навлечь гнев судьбы, навсегда утратить ее благосклонность. Надо же, не успел он получить наследство, как ему сразу же предоставляется уникальная возможность его удвоить, а то и утроить!
Пару дней назад кладоискатель Венгеров уехал в Москву – снимать со счета в банке свои сбережения, регистрировать фирму, которая возьмет в аренду золотоносный участок реки Мошенка. Учредителями фирмы под названием «Родные просторы» должны были значиться Григорий Волохов, Виктор Венгеров и Василий Шестаков.
– Мне бы домой съездить, паспорт восстановить, – ныл Шестаков.
– В таком деле, Вася, нам рисковать никак нельзя, – рассудительно отвечал Григорий Лукич. – Тебе подстраховаться надо… Мало ли что, еще полиция задержит, когда ты у себя в Москве объявишься. У Ископаевой хорошие связи в этих структурах.
– Что же делать-то? – жалобно спросил Шестаков.
– Что, что… – самодовольно проворчал Волохов. – Меня слушаться, вот что. Короче, надо обратиться за поддержкой к знакомому полицейскому тузу. Пусть в случае чего прикроет тебя, понял? А там, глядишь, нам удастся привлечь его к нашему золотому делу… Нам надежная ментовская крыша нужна, соображаешь?
– Соображаю. И кто же этот, гм… туз?
– Да есть один… У него дача неподалеку. Я, когда из города возвращался, завернул в его садовый кооператив. Так вот, пляши, Вася: он сейчас там! Приехал, стало быть. Так что, милок, сейчас к нему рванем, вот только чаю попьем. Я вас познакомлю, и ты все ему про Латницкую психбольницу расскажешь.
– А надо ли? – засомневался Шестаков.
– Нам необходимо первыми нанести удар по Ископаевой, ясно тебе? Дурила… Тогда ты изначально будешь фигурировать как потерпевший, а это совсем другое дело, чем значиться беглым психом.
Вася заковылял к самовару. Григорий Лукич спохватился:
– Кстати, хромоногий! Я ж тебе подарочек купил. В комиссионке латницкой.
Он вышел в сени и вернулся с изящной черной тростью.
– Держи третью ногу, инвалид боевых действий!
– Спасибо, Григорий Лукич…
Шестаков с благодарностью принял клюку, постучал прорезиненным концом по полу. Как раз под его рост, то, что надо. Прошелся по комнате, всей тушей опираясь на палку.
До чего же ладный набалдашник у этой тросточки! Металлический, тяжелый, чуть рифленый… Плотно ложится в руку. И какой приятный, знакомый холодок ощущается ладонью!
Волохов внимательно, исподлобья наблюдал за Шестаковым.
Тот вдруг замер, глаза его выпучились от ужаса.
– А-а-а! – завопил Шестаков. – А-а-а…
Вася отшвырнул трость, словно по ней пробежал разряд электрического тока. Палка звякнула о медный бок тульского самовара…
Осязательная память безошибочно определила, в виде чего был сделан набалдашник трости.
Григорий Лукич со зловещим пониманием усмехнулся. Шестаков в отчаянии смотрел на хозяина дома. Обложили, со всех сторон обложили бедного Васю…
– Так вы, оказывается… – с горечью прошептал беглец.
– О чем ты, Вася? – заботливо, чуть юродствуя, вопросил Волохов.
– Так, ни о чем. Нервы, – буркнул Шестаков и принялся раздувать самовар. – Нервы…
Значит, его благодетель краевед Григорий Лукич Волохов каким-то образом узнал про обстоятельства убийства отчима, благодаря которому Вася разбогател на парочку миллионов долларов. Но как он узнал? Как проведал? Как? Уму непостижимо!
Или все-таки тут дело случая, и Вася действительно повредился рассудком в «чертоге царицы Тамары», стал маниакально подозрительным?
…Ладный металлический набалдашник черной трости в точности копировал рукоятку «парабеллума».
Читать дальше