Сергей Бакшеев - Светлый демон

— Это Барсуков.

— Вижу. Откуда знаешь мой номер? — неприятно удивилась я. Левую симку я приобрела специально для этой поездки и еще не использовала.

— Это моя работа. Я профессионал.

— Я тоже, — чтобы продемонстрировать убедительность своих слов, пришлось побродить красной меткой по лицу противника.

Его скулы напряглись, но Барсук не дрогнул.

— Наслышан, — выдавил он. Слова давались ему с трудом. — Может, хватит играться? Стреляй… или давай поговорим.

— О чем? О том, как ты когда-то пошутил над впечатлительной девчонкой? Вместе с Караваем. — Я сместила лазерный прицел на его ширинку. — Ты славно тогда порезвился. Работал в поте лица. Не жалел своего дружка в штанах. Я тоже к нему не испытываю жалости. И тоже люблю шутить. По-своему…

Барсук опустил взгляд. Показной героизм мгновенно улетучился. У него перехватило дыхание, и мне казалось, я слышу, как колотится насмерть испуганное сердце. Он плюхнулся за дерево и несколько минут приходил в себя.

— Ты не описался, Барсук? А то я не в курсе, пора ли мне смеяться.

— Да что ты себе позволяешь! Ты продажная тварь и преступница!

— А ты? Продажный мент? Это, конечно, звучит круче. Ты когда-нибудь считал, Барсук, сколько статей Уголовного кодекса по тебе плачут? Те, кого ты сажаешь, ангелы по сравнению с тобой.

— Заткнись!

— Это ты хотел поговорить, не я. Впрочем, после караваевских откровений меня мучает один вопрос. Когда ты навострил свою дрючилку, Барсук? В какой момент? Как только услышал стрекот мотоцикла под окнами общаги? Или в те годы ты мог часами в постели кувыркаться?

— Я не желал тебе зла.

— Поэтому зашторил окна, не запер дверь и бросил Колину куртку при входе? Да, ты не думал о зле. Ты вообще не думал о последствиях! Ты веселился, а веселье для тебя — это боль других.

— Хватит ворошить старое.

— Я бы не ворошила, если бы ты меня убил. В тот день, когда ты стрелял в меня, тоже не хотел мне зла?

— Послушай, мы говорим совсем не о том. Время уходит. Надо срочно принимать решение, а то…

— А то что? Погонишь своих бойцов на штурм? Я уже объяснила, в какое место буду стрелять, и сдержу слово. Это не смертельно. Некоторые добровольно становятся кастратами. После такой процедуры, говорят, улучшается характер. Ментам это не помешает. Хочешь проверить на себе? Выходи.

— Демьянова, заруби себе на носу — я готов на всё! — вещал он из-за дерева. — Ты не знаешь моих возможностей. Я объявлю вас террористами, вызову армейский вертолет, взвод минометчиков и разнесу на хрен ваше гнездышко! Что ты сделаешь со своей винтовочкой?

— Вертолеты иногда падают, Барсук.

— Хорош храбриться! Ты мне не нужна. Отдай Субботина. Он должен умереть.

— Странная закономерность, каждый раз, чтобы прикрыть твою задницу, надо кого-то убить. Тогда — меня, сейчас — совершенно невинного человека. Сколько невинных ты отправил на тот свет, пока делал карьеру?

— Я говорю о реальной опасности для целого города. Я говорю о катастрофе! Ты всё знаешь. Вирус надо уничтожить в зародыше!

Я промолчала. Он сбавил тон, вместо эмоций стал призывать к разуму:

— Пойми, Демьянова. Иногда, чтобы спасти стадо, достаточно зарезать одну-единственную заразную скотину. Ты же слышала, что рассказал Доктор о вирусе. Это правда!

— Одну-единственную скотину, говоришь. Спасибо, что объяснил. Кстати о Докторе. Как он?

— Несчастный случай.

— Угу. Еще одна необходимая жертва на славном пути борца с преступностью. Ты сильно расстроился, когда не нашел под обломками меня и Субботина?

— Он рядом с тобой?

— А что, хочешь передать привет?

— Убери его. Пусть он уйдет.

— Это уж мне решать.

— Субботин не должен слышать наш разговор, — перешел на шепот Барсук. — Я перезвоню, когда ты будешь одна.

В его словах был резон, я согласилась.

— Коля, будем спать по очереди. Ты первый. Иди.

— Я останусь с тобой.

— Нет, ты должен отдохнуть. Через два часа я тебя разбужу, и ты заступишь на дежурство. Это приказ.

Бывший солдат нехотя повиновался. Я осталась одна. Меня мучили недобрые предчувствия. Но Барсуков превзошел самый гнусный прогноз. Он перезвонил минут через десять и потребовал совершить подлость.

— Убей его! Пристрели! Задуши! Размозжи голову! Делай, что хочешь, но он должен немедленно умереть.

Барсуков уже не просит и не убеждает, он говорит требовательно и жестко, словно диктует приказ. За много лет он привык, что его приказы выполняются.