Алан Брэдли - Сэндвич с пеплом и фазаном

Я нашла Коллингсвуд.

Но место под табличку пустовало: имени пациента не было.

Я толкнула дверь.

Палата была такой же пустой, как лазарет в мисс Бодикот.

Коллингсвуд снова исчезла.

Я предусмотрительно проверила туалет.

Тоже пусто. Где она? Что они с ней сделали?

Я думала, что же делать дальше, когда услышала голоса в коридоре, приближающиеся с каждой секундой. В качестве меры предосторожности я нырнула в туалет и прикрыла за собой дверь, оставив узкую щель.

В палату вошли два человека: санитарки, предположила я, судя по их словам.

— Думаю, надо сжечь постельное белье, — сказала одна. — И матрас.

Я в ужасе сжалась. Что случилось с Коллингсвуд?

— Не стоит, — отозвалась вторая. — Мы это больше не делаем. Дезинфекция обходится дешевле. Экономия превыше всего. Матрасы стоят денег. Простыни и полотенца тоже. Лучше проверь ванную. Я уже попросила Джильду вымыть ее. Бог знает, что…

Я подтянула дверь, плотно закрывая ее, и уселась на стульчак.

Как раз вовремя. Дверь распахнулась, и появилась средних лет женщина в белом, ее лицо застыло, челюсть отвисла.

Она захлопнула дверь.

— Там девочка, — услышала я.

— Кто?

— Понятия не имею. Совершенно незнакомая.

Они тихо забормотали, обсуждая, что делать дальше.

Потом в дверь туалета постучали.

— Кто там? — спросила я, пытаясь изобразить ярость в голосе.

— Обслуживающий персонал, — раздался приглушенный ответ.

Я подождала подобающее время — на самом деле двадцать пять секунд, потом слила воду и вышла, задрав нос с видом оскорбленной королевы — божьей помазанницы.

— Отвратительно, — сказала я, указывая назад. — Вам следовало бы стыдиться.

И я гордо покинула палату и само здание, ни разу не оглянувшись.

Еще один триумфальный выход Флавии де Люс.

Победа над кем-то приносит несколько секунд удовольствия, но не дает подлинного удовлетворения, осознала я, внезапно опечалившись и стоя на мощеной дорожке, соединявшей особняк Рейнсмитов и лечебницу и продолжая сжимать в руке дурацкий букет.

Как глупо я, должно быть, выглядела.

Я выиграла сражение, как сказал бы Альф, муж миссис Мюллет, но проиграла войну. Коллингсвуд исчезла, миссис Баннерман в тюрьме, а я застряла в богом забытом районе Торонто без единой свежей идеи в голове.

Безнадежно. Я не осмеливалась думать о бедняжке Коллингсвуд. Одного упоминания о сжигании матраса уже достаточно, чтобы предположить самое худшее. А что касается миссис Баннерман — что ж, все мои мечты о нашей учебе исчезли, как дым в камине.

И в этот самый момент, как часто бывает, на место встал большой кусок головоломки, словно с неба упал, как будто его к моим ногам бросили боги дедукции.

Мне надо вернуться в мисс Бодикот и попасть в химическую лабораторию, не теряя ни минуты.

Мое внимание привлек шипящий звук откуда-то из сада. Он доносился откуда-то из-за особняка Рейнсмитов слева от меня.

Шипение в саду — не тот звук, который может игнорировать женщина со времен Евы в райском саду, и я не стала исключением. Я медленно сошла с тропинки на траву, склонив голову в надежде, что смогу что-то увидеть, не будучи замеченной.

Приятного вида джентльмен в униформе, только без куртки, поливал из шланга голубую машину — ту самую, в которую села мисс Фолторн на авеню Данфорт и за рулем которой был Райерсон Рейнсмит.

Я еще прикидывала возможности, а мои ноги уже сами по себе пошли к мужчине со шлангом.

— Здравствуйте! — услышала я свой голос. — Это резиденция Рейнсмитов?

Мужчина прикрутил кран, и поток воды превратился в отдельные капли. Он внимательно посмотрел на меня, перед тем как ответить.

— Мисс Бодикот? — наконец сказал он, хотя на самом деле это не был вопрос.

Моя школьная форма выдавала меня с потрохами.

Я мрачно кивнула.

— Как тебя зовут? — продолжил он.

— Де Люс, — ответила я. — «Ф» — Флавия. Вы, должно быть, мистер Мертон. Ужасно соболезную вам по поводу смерти матери. Это так грустно. А у меня мама умерла в апреле.

И с этими словами я протянула ему букет.

Не говоря ни слова, он принял цветы, снял куртку с каменной стены, где она висела, и поманил меня за собой в сторону дома.

Внутри было темно, а кухня, расположенная в северной части дома, никогда не знала солнечного света.

— Эльвина, — окликнул он, — у нас гости.

Стройная смуглая женщина средних лет вышла из чулана, отряхивая руки от муки. Ее блестящие черные волосы были собраны в тугой узел и заколоты черной черепаховой заколкой, а глаза сверкали, как только что отполированные агаты. Испанка, наверное, или мексиканка, хотя ее темное платье не позволяло определить точно.