Алан Брэдли - Сэндвич с пеплом и фазаном

— Боже мой, нет, — сказала мисс Фолторн. — Эта стала чемпионкой по плаванию… Эта, Нэнси Северанс, кинозвездой… Может, ты о ней слышала. Это жена премьер-министра… а эта… ну… в своем роде она тоже стала знаменитой.

— Это то, чего я хочу, — заметила я. — Стать знаменитой в своем роде.

Наконец-то я осознала и сформулировала свою цель.

Флавия де Люс. И точка.

— А кто это? — поинтересовалась я, указывая на необыкновенную девушку, загадочно поглядывающую на нас из-под капюшона.

— Миссис Баннерман до сих пор с нами в академии мисс Бодикот, — ответила она. — Ты познакомишься с ней завтра. Она наша преподавательница химии.

Милдред Баннерман! Конечно же! Много лет назад ее обвинили в убийстве «заблудшего мужа» и после сенсационного суда оправдали, что было напечатано во «Всемирных новостях».

Обвинение заявило, что она покрыла ядом лезвие ножа, которым он разрезал рождественскую индейку.

Трюк старый, но действенный: в III веке до Рождества Христова жена персидского царя Дария II Парисатис точно таким же образом отравила свою невестку Статиру.

Намазав ядом только наружную сторону ножа и подав Статире первый кусок, она смогла прикончить свою жертву и при этом угоститься сама без всякого риска для себя или с минимальным риском.

Вот что значит и птичку съесть, и косточкой не подавиться.

Благодаря поразительной удаче и еще более поразительному защитнику Милдред Баннерман избежала виселицы, да еще и явилась суду в образе подлинной жертвы преступления.

Только подумать, через несколько часов я с ней познакомлюсь!

Мы шли по бесконечному лабиринту темных коридоров целую вечность, но наконец мисс Фолторн остановилась и достала ключи.

— Это мои покои, — сказала она, включая свет.

Судя по всему, правила к ней не относились.

— Ты можешь лечь спать на этом диване, — сказала она, указывая мне на черное чудище, обитое стеганой кожей. — Я принесу тебе подушку и одеяло.

С этими словами она ушла, оставив меня посреди гостиной — комнаты, пахнувшей холодным, безмолвным несчастьем.

Чувствую ли я флюиды бывших учениц, наказанных здесь за включение электрического света после комендантского часа?

Я вспомнила слова из «Николаса Никльби», которые нам вслух зачитывала Даффи, слова школьного учителя Уэкфорда Сквирса: «Пусть только какой-нибудь мальчишка скажет слово без разрешения, и я шкуру с него спущу».

Но нет, девочек не били палками, сказала мне Даффи. Для них уготованы намного более изысканные пытки.

Вернулась мисс Фолторн с подушкой и шотландским пледом.

— Теперь спи, — сказала она. — Постараюсь не беспокоить тебя, когда вернусь.

Она выключила свет, и дверь закрылась за ней с леденящим щелчком. Я прислушалась в ожидании звука, когда повернется ключ в замке. Но даже мой острый слух уловил только звук ее удаляющихся шагов.

Она направляется в свой кабинет, чтобы вызвать полицию. Это точно.

Я напрягла мозг в поисках вариантов, как бы мне оказаться в «Эдит Клейвелл» в момент, когда снимут простыню и откроют тело.

Быть может, я могу войти с видом лунатика, потирая глаза и рассказывая историю, что я хожу во сне; или что мне отчаянно нужен стакан холодной воды, потому что у меня некая наследственная тропическая болезнь.

Не успев приступить к воплощению какого-либо из этих планов, я уснула.

Конечно, мне приснился Букшоу.

Я ехала на «Глэдис», моем велосипеде, по длинной каштановой аллее. Даже во сне я думала, как же чудесно слышать поющего жаворонка и ощущать аромат раздавленных ромашек на заброшенной южной лужайке. Это и еще запах приходящего в упадок старого дома.

У парадной двери меня ждал Доггер.

— Добро пожаловать домой, мисс Флавия, — сказал он. — Мы по вас скучали.

Я проехала мимо него в вестибюль и затем вверх по восточной лестнице — и это демонстрирует, какими нелепыми могут быть сны. Хотя я съезжала на велосипеде вниз по ступенькам, я никогда, никогда не была замечена в езде вверх.

В химической лаборатории эксперимент был в разгаре. Мензурки побулькивали, в колбах что-то кипело, и разноцветные жидкости важно текли туда-сюда по стеклянным трубкам.

Хотя я не могла вспомнить цель этого эксперимента, я с нетерпением ожидала результат.

Я запишу в своем дневнике: от гипотезы к выводу, и изложу все так аккуратно и подробно, что даже идиот сможет проследить ход моей блестящей мысли.

Химические журналы будут драться за право опубликовать мой труд.