Алан Брэдли - Сэндвич с пеплом и фазаном

Они и правда тут так говорят. В конце концов, все эти послеобеденные часы с Фели и Даффи в кинотеатре в Хинли не прошли даром, как заявлял наш отец. Я выучила свой первый иностранный язык, и выучила его неплохо.

— Наябедничала, — повторила я.

— Директрисе, — добавила Коллингсвуд, кивая.

— Мисс Фолторн?

— Жене висельника, как мы ее называем. Только не проболтайся ей. Она творит совершенно невообразимые вещи, знаешь ли.

— Например?

Коллингсвуд глянула за спину, перед тем как ответить.

— Люди исчезают, — прошептала она, сжимая пальцы в пучок и затем быстро и широко раскрывая их, словно фокусник, демонстрирующий пустую ладонь. — Пуфф! Вот так! Бесследно.

— Ты дуришь меня, — сказала я.

— Да ну? — промолвила она, глядя на меня огромными влажными глазами. — А что же случилось с ле Маршан? Как насчет Уэнтворт? А что с Брейзеноуз?

— Разумеется, они все не могли просто так исчезнуть, — возразила я. — Кто-то должен был хоть что-то заметить.

— В том-то и дело! — воскликнула Коллингсвуд. — Никто не заметил. Я делала записи. Пинкхэм застала меня за этим. Вырвала записную книжку у меня из рук и отнесла ее мисс Фолторн.

— Когда это было? — спросила я.

— Вчера. Думаешь, они меня убьют?

— Конечно, нет, — ответила я. — Люди ничего такого не делают. По крайней мере, в реальной жизни.

Хотя я совершенно точно знала, что делают. И, по моему опыту, намного чаще, чем можно предположить.

— Ты уверена? — уточнила Коллингсвуд.

— Еще как, — соврала я.

— Обещай, что никому не скажешь, — прошептала она.

— Клянусь, — сказала я, по какой-то совершенно непонятной мне причине делая знак креста в воздухе.

Коллингсвуд нахмурилась.

— Ты католичка?

— С чего ты взяла? — спросила я, желая потянуть время.

На самом деле она угодила в точку. Пусть даже мы делали вид, что исповедуем англиканскую веру, мы, де Люсы, были католиками с тех пор, как Рим был не более чем семью живописными холмами в итальянской глуши. Даффи говорит, что душа необязательно находится там же, где и сердце.

— Вообще-то да, — добавила я.

Коллингсвуд присвистнула сквозь зубы.

— Я так и думала! Наши соседи дома в Ниагара-он-те-Лейк, Коннолли, они тоже католики. Они так же шевелят пальцами, как и ты только что. Это знак креста, верно? Мне так говорила Мэри Грейс Коннолли. Что-то вроде магии. Она заставила меня пообещать, что я никому не скажу. Но послушай! Что ты здесь делаешь? Мисс Бодикот…

— Я знаю, — перебила я. — Она была настолько англиканка, что ей хватило бы кухонной табуретки, чтобы вознестись на Небеса.

Где же я это слышала? Никак не припомню. От тетушки Фелисити? Наверняка не от отца.

— Но ты не должна так говорить, — сказала мне Коллингсвуд. — Иначе тебя освежуют заживо.

— Мы, католики, были мучениками со времен изобретения огня, — отозвалась я. — Мы привыкли.

Наглость с моей стороны, но я не могла сдержаться.

— Твой секрет умрет вместе со мной, — поклялась Коллингсвуд, зашивая себе губы невидимыми иголкой и ниткой. — Его не вырвут из меня и дикими лошадьми.

Последнее предложение прозвучало как-то вроде: «Мугу не мымрут ым мэмэ и мымымы мымымы».

— Это не секрет, — ответила я. — На самом деле мы этим гордимся.

В этот самый миг в дверь загрохотали с такой силой, что я подумала, вот-вот щепки полетят, и чуть не дала дуба от страха.

— Открой! — повелительно приказал голос — голос, который я впервые услышала совсем недавно, но уже хорошо запомнила.

Мисс Фолторн.

— Выключи свет, — прошептала Коллингсвуд.

— Бесполезно, — прошептала я в ответ. — Дверь все равно не заперта.

— Нет. Я закрыла ее, когда проникла внутрь.

Она на цыпочках прокралась к выключателю и погасила лампу. Я задула свечу, и мы погрузились во мрак.

Ну, почти во мрак. Через несколько секунд я обратила внимание, что с улицы в комнату проникает слабый свет.

— Что мне делать? — спросила она. — Нам не разрешается ходить друг к другу в комнаты после наступления комендантского часа. Меня накажут.

Я осмотрела комнату в неверном свете электрических сумерек. Если не считать очевидные места — кровать и шкаф, прятаться было негде, если только она не может просочиться за обои.

Однако надо отдать Коллингсвуд должное — она сообразительна. Одним прыжком она влетела в камин, скорчившись под каминной полкой, и каким-то образом пролезла в трубу. Только ноги мелькнули, эти длинные ноги ящерицы, затянутые в черное, они наступили на металлическую подставку для дров и исчезли в дымоходе.