Лилия Лукина - Когда судьба мстит

– Это, с какого же такого перепугу он в Баратов собрался? – изумилась я. – Он, что, обалдел? Как он себе это представляет? Бывшая жена с ребенком в Баратове и новую, как найдут, туда же привезут? По-моему, это, Павел, перебор!

Я нимало не кривила душой: я не хотела ни видеть Орлова, ни слышать его, а уж жить рядом с ним… Нет! Мне это было не под силу.

– Ты, Лена, с плеча не руби! – остановил меня Матвей, чьи глаза снова стали его обычного синего цвета – значит, он успокоился. – У тебя все-таки парень растет, не девка. А мальчику отец нужен!

– Знаешь, Павел! Я после общения с Орловым и так еле-еле живая осталась! – тут я подняла на него глаза и опасливо спросила: – Ты, что, опять что-то задумал?

– Нет, Лена, – серьезно сказал он. – Я уже неоднократно ругал себя последними словами за то, что мы с Панфиловым вмешались в твою жизнь, поэтому пусть теперь все будет так, как ты сама решишь. Но вот только решать не спеши, – попросил он, поднимаясь. – Ну, поправляйся! Отец твой отделку коттеджа уже почти закончил, так что в новый дом вернешься.

Он наклонился поцеловать меня в щеку, а у меня вдруг навернулись на глаза слезы, и я сказала:

– Спасибо тебе, Павел! Какое счастье, что меня есть такой друг, как ты! – Сам горжусь! – рассмеялся он, подмигнул мне и вышел.

Ухаживали за нами с Орловым и мама, и Печерская, и прилетевшие, узнав о моем несчастье, Наташа с Таней. Видеть их мне было неприятно, чего я не скрывала, но они так искренне старались искупить свою вину передо мной, что я, в конце концов, их простила. Мама периодически поглядывала на меня вопрошающими глазами и я, не выдержав, спросила ее, что случилось.

– Леночка, – присев рядом с моей кроватью на стул, осторожно начала она. – Павел Андреевич сказал, что ты не хочешь, чтобы Владенька в Баратове жил. Это так? – Я кивнула. – Как же так, Леночка? Он же все-таки Игоречку отец.

– Мама! – удивилась я. – Весь разговор был при тебе, ты знаешь, что наш с ним развод неизбежен, как и его брак с другой женщиной. Так о каком же Баратове может идти речь?

– Леночка, родная… Но он так хочет жить рядом с нами, со своим сыном, – искательно заглядывая мне в глаза, просила мама, но я перебила ее:

– Мама! Я с первого взгляда поняла, что для тебя он родной, а для меня? Он не любит меня, ты это понимаешь? Он любит Светлану, которая нарожает ему косой десяток детей, и он мигом забудет об Игоре. А вот каково это Игорю будет? Не будет ли он страдать от этого? Вот о чем надо думать, а не о том, кто из нас кого любит, а кто кого – нет. И именно поэтому нам лучше жить врозь, и чем дальше друг от друга, тем лучше. Для нашего же всеобщего спокойствия.

Мама сидела и плакала, а я, тут же почувствовав себя распоследней скотиной, начала ее утешать:

– Мама! Ну не надо! Не плачь! Ну, постарайся ты меня понять!

– Я понимаю, доченька! Понимаю! – всхлипывала мама, вытирая слезы, а потом сказала: – Леночка! Я тебя никогда ни о чем не просила, а вот сейчас прошу: поговори с ним. А вдруг вы до чего-то договориться сможете?

Услышав это, я только горько рассмеялась:

– Ну, до чего мы с ним сможем договориться? – начала было снова я, но увидев, что мама опять начала плакать, не выдержала и сказала: – Ладно! Я поговорю с ним! Дай только окрепнуть немного!

– Вот и хорошо, Леночка! Вдруг договоритесь! – мама счастливо заулыбалась и засуетилась: – Покушать тебе надо, доченька! Тебе сил надо набираться!

А я смотрела на нее и понимала, что она своими слезами действительно вынудит меня согласиться на то, чтобы Орлов поехал жить Баратов, и сделает это не только и не столько потому, что Игорю нужен отец, а потому что Влад нужен ей самой. Очень нужен!

Игорек находился в специальной палате для недоношенных детей, куда меня не пускали, но я могла смотреть на него через стекло, около которого, когда мне разрешили вставать и ходить, проводила большую часть времени. Там-то и подловил меня Орлов, просто подошел и встал рядом. Я посмотрела на него, и у меня сердце защемило от его потерянного вида. Обильную седину, появившуюся у него за последнее время, не могли скрыть даже его светлые волосы, щеки запали, а глаза… Я видела их дерзкими и бесшабашными, наглыми, веселыми, пустыми и равнодушными, а вот сейчас они были больными, как у умирающей собаки. И еще я очень отчетливо поняла, что будущее мое печально и незавидно – этот человек не любил меня, а вот я его – да, о чем ему знать совершенно не полагалось.

– Лена! – глухо сказал он. – Прости меня! Ради Игоря прости! Я очень виноват перед тобой, я вбил себе в голову совершенно дурацкие мысли и стал считать их единственно верными, а жизнь доказала, что я действительно, как ты говорила, законченный кретин и совсем не знаю тебя, точнее, не знаю тебя такой, какая ты есть на самом деле.