Юлия Петрова - Иняз

Когда это я сбросила ее звонок? Не было никакого звонка. Вечером в субботу я плясала в клубе. Может нечаянно сбросила?

Эльвира посмотрела на меня так, будто бы внезапно выяснилось, что я убийца младенцев. И понеслось. Я безответственная. Я переоцениваю собственные способности. Я буду отчислена, если продолжу в том же духе.

Впрочем, взрыв негодования гремел всего пару минут. Потом Эльвира осознала, что тратит драгоценные минуты занятия и продолжила спрашивать диалоги у группы. Однако мое настроение уже безнадежно испортилось.

На перемене я ушла из аудитории, чтобы в одиночестве смотреть в окно в самом конце коридора. Я пялилась на потемневший от дождя асфальт и силилась понять, совсем я никчемная или есть еще надежда.

На инязе большинство преподавателей придерживалось мнения (Эльвира озвучила нам это мнение еще на первом курсе), что студент-новичок – это вообще никто. Не за что его уважать. Не заслужил еще. К четвертому-пятому курсу из общей серой массы потока можно, как правило, выделить несколько человек, которые хоть что-то из себя представляют. Вот им, может быть, перепадет немного уважения – к концу обучения в универе, не раньше.

На инязе не хвалят. Ну, вот вообще не хвалят. Даже если ты готова к уроку безукоризненно. Впрочем, безукоризненно не получается. Эльвира всегда находит недочеты. Всегда.

Я думала о том, что, может быть, я одна такая. Может, это только мне нужно чувствовать, что я на правильном пути, что прогресс на лицо, что мною довольны. Почему, если нет ошибок, Эльвира бесстрастно кивает, а если есть – смотрит презрительно? Это педагогично?

Кто-то тронул меня за плечо. Я вздрогнула.

– Привет!

Показалось широко улыбающееся лицо Насти – блондинки из общежития.

– Привет, – ответила я, стараясь справиться со слезами, готовыми вот-вот покатиться из глаз.

Да… только начни себя жалеть, тут же нюни сами собой распускаются.

– Ты чего тут одна грустишь?

– Представляешь, забыла диалог подготовить. Эльвира наша меня чуть не съела, – я криво улыбнулась, силясь изобразить, что мне плевать.

– Ой, ну я не могу. Ты на втором курсе и все еще из-за этого переживаешь. Тут система такая – есть студентов поедом. Ты ж понимаешь, дамочки-то наши, преподавательницы высокочтимые, практически все не замужем. Надо ж отыграться на ком-нибудь. А студентки – самое оно, чтобы безнаказанно отыгрываться.

Я улыбнулась. Такое объяснение мне не приходило в голову.

– Мне наша знаешь, что недавно сказала? – продолжила Настя. – «Ах, у тебя еще румянец во всю щеку! У студентки, которая учится на инязе – и учится, как надо, румянца во всю щеку быть не может». Вот так-то.

– Слушай! – воскликнула я. – Наверное, зря я сюда поступила. Я понимаю, когда призвание у человека – стать суперклассным переводчиком или учителем английского. Тогда не жалко и ночами не спать. А я…

Я посмотрела на Настю. Она, казалось, не слышала меня, ушла в себя, что называется. Мы помолчали с минуту, а потом Настя вдруг сказала:

– Я вообще-то хочу работать ветеринаром. Чудовищно хочу. Но папка сказал, что не дело это – коровам хвосты крутить. Типа, зря они, что ли, в гимназии с уклоном на иностранные языки меня учили.

Настя посмотрела на часы.

– Слушай, пара-то уже началась.

Я помчалась в аудиторию, и, к счастью, успела туда раньше Эльвиры.

Когда занятия закончились, и я вернулась в общагу, вахтерша сообщила, что меня возжелал вдруг увидеть комендант. Кабинет Ивана Васильевича располагался на втором этаже. Туда я и направилась, думая, что мне, может быть, тумбочку другую хотят выделить или спросить, как я устроилась в 802-й.

Я постучалась, услышала приглашение войти и открыла дверь. Первым, что бросилось мне в глаза, оказалась лысина Ивана Васильевича, писавшего что-то в толстом журнале за столом. Я поздоровалась и встала у двери в ожидании, пока лысина (на манер избушки на курьих ножках) превратится в лицо.

Наконец комендант поднял голову. Я сдержала улыбку – ну, забавно же, он явно не помнил меня и не знал, зачем я пришла, поэтому каким-то невообразимым образом пытался и ласково улыбаться своими похожими на оладьи губищами и на всякий случай грозно сдвигать брови.

– Я Ольга Перова из 802-й комнаты. Мне сказали, вы просили меня зайти.

Губы-оладьи приняли нейтральное положение, брови сдвинулись сильнее. Я удивилась: неужели у него так быстро появился повод на меня сердиться. Я ж только заселилась.

– Ольга Перова, значит. А скажи-ка мне Ольга Перова, что это у тебя за посещения вчера имели место не по регламенту.