Вера Клаусова - Страх. Детектив на один вечер

Я кивнул, Вероника благодарно улыбнулась и замолчала. Она была права. Я слишком долго ждал этой минуты. А теперь, когда я, наконец, встретил ее…

Внезапно я понял, что смертельно устал. Я лег в постель и выключил лампу. В свете догорающего огня камина я смутно видел ее лицо и светлую прядь волос, которая мягко ниспадала на округлое девичье плечо. С ее образом за опущенными веками я и уснул – и чувствовал себя таким счастливым, как уже давно не чувствовал, и уж точно не одиноким…

Я видел сон. Мне снилось, что я опять сижу в глубоком кожаном кресле у камина и в отблесках огня вижу Веронику. Она стояла рядом в красном платье, от пояса донизу разрезанном на длинные полосы, напоминавшие лепестки тюльпанов, но, присмотревшись, я понял, что это языки пламени. Ее грудь и голова словно тонули в огне, а руки воздевались в трагическом жесте, словно Вероника умоляла меня: «Пойдем, пойдем со мной! Забудь обо всем и ступай за мной!»

Камин погас, и нас окружила тьма. Я понимал, что все это мне только снится, но при этом чувствовал легкое удивление, что вижу один и тот же сон с Вероникой. Мы шли во тьме – Вероника чуть впереди, – и ее платье снова пылало в ночи как факел. Она шла быстрее и быстрее, слегка пританцовывая в своих красных туфельках как сказочная фея. Иногда она оборачивалась ко мне, словно умоляя поспешить. Темнота окружила меня со всех сторон, будто тяжелый плюшевый занавес. И я потерял Веронику из виду.

Я нашел себя в слабом сером свете угрюмого рассвета и каким-то образом почувствовал, что земля под ногами – мое собственное сердце, обожженное, израненное и пустое. Оно оказалось куда некрасивее, чем я думал: безутешное, серое и одинокое, холодное и омерзительное, словно пашня поутру, до того, как милосердное солнце скроет ее отвратительную наготу.

Рядом со мной от земли вверх поднималась тонкая струйка дыма. Горсть пепла на высохшей почве, остаток маленького костра.

– Это мои мечты. Я сожгла их.

Голос Вероники раздался совершенно явственно, и только тут я увидел, что она сидит на земле у моих ног. Теперь она казалось совсем маленькой, уставшей и бледной, изорванное красное платье висело лохмотьями. Я перевел взгляд обратно на кучку пепла и заметил, что из-под чадящих остатков виден край красной шелковой ленточки. Вероника перехватила мой взгляд и кивнула:

– Да, мои туфельки я тоже сожгла. Теперь я свободна, могу идти, куда хочу, и ничего не носить с собой.

Я протянул к ней руку, собираясь утешить, но она исчезла. Я встал на догоревшее кострище и затоптал пепел в землю. Вероники не было, но ее голос звучал в моей голове как колокол:

– Забудь обо всем и ступай за мной…

Когда я пробудился, эти слова звучали где-то глубоко в подсознании. Я встретился глазами с ее взглядом со стены. Мне показалось, что она снова улыбнулась и даже слегка встряхнула волосами, но когда я привстал на локте, чтобы приглядеться, чудо исчезло, и Вероника словно бы сказала: «Ты же взрослый человек и понимаешь, что нарисованная девушка не может ни двигаться, ни улыбаться! А я ведь провисела тут целую вечность. Думаешь, мне это нравится?»

Я встретился с Томашем за завтраком в его большой старомодной столовой. Он ел молча и при этом машинально перебирал утреннюю почту. Быстрыми движениями он вскрывал конверты, пробегал глазами письмо и отбрасывал одно за другим с равнодушным видом. Писем было много, и я не решался его отвлекать. Я молча съел яйцо всмятку и грейпфрут и выпил чашку кофе с молоком. Только когда Томаш покончил со своим занятием и закурил свою первую сигару, я отважился задать ему мучавший меня еще с вечера вопрос:

– У тебя наверху висит девушка. Кто она?

Томаш оторвал невидящие глаза от последнего письма, которое до сих пор крутил в руке, и уставился на меня как на ненормального.

– Гм… – проворчал он. – Что ты сказал? Какая девушка?

– Девушка на картине. Вероника. Кто это?

Он ответил не сразу, сначала расправил письмо, аккуратно сложил его вчетверо и сунул в карман халата. Только теперь до него, видимо, дошел смысл моего вопроса:

– А, ты об этом. О портрете? Только он не мой.

От изумления я чуть не свалился со стула:

– Как не твой?! Почему же… почему тогда он там висит? И чей он?

Томаш улыбнулся:

– А что, он тебе понравился? – спросил он. – Ну, думаю, если захочешь, ты можешь его получить.