Вера Клаусова - Страх. Детектив на один вечер

© Вера Клаусова, 2016

ISBN 978-5-4483-3943-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Скромный дневной свет, пробивающийся сквозь густые ветви, превращал темно-коричневую опавшую листву бучины в нечто, напоминающее цветом и матовым блеском выцветшее красное дерево. Верхний слой листвы, уже вполне сухой, мирно шелестел под колесами, но Вера хорошо знала, что под ним скрывается скользкая осенняя грязь. Она ехала осторожно, больше всего опасаясь попасть в разъезженную колею, глубокую и предательскую. Попадешь в нее – останешься торчать тут навеки.

Выехав на лужайку, она повернула машину направо и остановилась у огромной поленницы, на границе с соседским участком, где почва была, казалось, немного посуше и потверже. Выключив мотор, посидела немного, не выпуская из рук рулевое колесо.

Вокруг простиралась девственная природа Шумавы, лесного края на юге Чехии. Неяркая осенняя красота, словно картина художника-дальтоника в серых, коричневых и ржаво-красных тонах. Небо опрокинулось над ней как тонкая чаша светло-голубого стекла, сквозь которую проглядывало солнце, бессильно повисшее на нижних ветвях голых берез.

Леса и леса, насколько хватало глаз. Зеленый занавес елей, дубовые и буковые перелески, ореховые заросли. Целая Вселенная в миниатюре – на первый взгляд, безлюдная, но на деле полная скрытой жизни.

Вера машинально улыбнулась, и с ее губ слетел короткий вздох облегчения и… да, пожалуй, и счастья. Пришло время сделать шаг назад и наконец-то попытаться разобраться в своей жизни. В первый и последний раз.

Дом выглядел заброшенным – застывшим в немом укоре, как всегда, когда к нему возвращались после долгой отлучки. Запущенный сад, газон, весь усыпанный сухой листвой, высокие засохшие остатки каких-то цветов на клумбах, торчащие к небу поломанными копьями. Ничего другого ждать не приходилось, но Вера все же почувствовала нечто, похожее на мгновенный укол разочарования. В ее представлении дом и сад пребывали в вечном, нескончаемом лете, в веселых зарослях травы, щебетании птиц и кипении жасмина.

Пора бы ей стать мудрее. Такова уж жизнь, ничего не поделаешь. Лето сменяется зимою – вечный закон природы.

Старые садовые качели отслужили свое и валялись в траве, выбеленные долгими дождями, точно кости воина на поле боя. «Видно, Станда тоже не приезжал сюда целую вечность», подумала Вера. И дом, оставшись без хозяина, ветшал, понемногу разрушался, но терпеливо ждал – днем и ночью, под солнцем, снегом и дождем. Словно брошенный пес.

Она достала ключ и отперла входную дверь. В ноздри ударил хорошо знакомый затхлый холодный воздух, смешанный с самыми разными запахами, воздух старого деревенского дома. Удивительно, подумалось ей, он точно такой же, как в тот первый день, почти пятнадцать лет назад, когда она впервые переступила порог этого дома, вечный, как воспоминание о детстве. Запах соломы, и дегтя, и керосина, и плесени, и чего-то еще неопределенного, возможно, старого дерева, и дряхлой обивки, и мышей. Запах одиночества.

Она впервые осознала, что теперь она совершенно одна. Наверное, странно, но это открытие наполнило ее гордостью, как будто то, что она отважилась сюда выбраться, что-то доказывает. Вероятно, просто то, что она, наконец, стала взрослой.

«Долго же это длилось», машинально подумала она. Этот процесс взросления. Но теперь все позади. Доказательством тому было то, что она приехала сюда одна, чтобы остаться наедине с собой в большом старом доме, вдалеке от людей. Ближайший дом стоял, правда, всего в сотне метров, и принадлежал их соседу, зубному врачу, тому самому, который сложил великолепную поленницу, но тот уже тоже не приезжал сюда, видимо, довольно долго. А с противоположной стороны, примерно в полукилометре, стояла заброшенная ферма, где много лет никто не жил, с полуразвалившимся хлевом и мощеным двором, заросшим крапивой. Усадебный дом еще держался, если не считать того, что все окна были давным-давно выбиты. До ближайшей деревни было километров пять, но и там осталось жить всего несколько человек.

Вера прошла через прихожую в кухню, безукоризненно убранную, но отмеченную печатью того же одиночества, лишь немного скрашенного вездесущими мышами, помет которых был разбросан по полу и на столе.