Наталья Курапцева - Кочумай, Кочебей. Старая история из жизни детективного агентства

– Ленка… Она и позвонила…. Она и хоронить помогала… Хорошая девка, наша, настоящая. Славка если в кого влюбится, можно клеймо ставить: золотая!

У Пита слегка поехала крыша. Ему даже слышать никогда не доводилась, чтобы так говорили о «другой» женщине. Ему казалось, что это невозможно биологически: понять и простить измену мужа. А уж нахваливать его любовницу… Разве так бывает? Неужели возможны на самом деле такие отношения и такая любовь? Если это возможно в том самом треклятом андеграунде, он был не прочь записать адресок – так, на всякий случай, вдруг утопиться захочется.

– Интересно, – сухо обронил Пит. – Но, как вы думаете, почему их не могли разнять? Получается, Булатов убил…

– Булатов не убивал, – спокойно сказала Таня. И расхохоталась. Правда, невесело. – Булат? Ногами? Кучубея?!! Бред собачий.

– Но Кочин сказал об этом перед смертью…

– Он пошутил!

– Ничего себе шуточки!

– Да нет, ничего вы не понимаете! – рассердилась она. – Или я не могу объяснить… Я поэтому тогда и не пошла в милицию. Что я скажу?.. Это какой-то обыгрыш… Славка играл словами, изменял их, вносил новый смысл… Булата он видел, может, они и подрались… За Ленку? Как же! Святое дело – дать друг другу по морде… Как дети, честное слово!.. Но «булат» – я думаю, что это все-таки нож… Как там у Пушкина? «Все куплю, сказало злато, все возьму, сказал булат…» Славка любил Пушкина цитировать… Да и в милиции могли что-то перепутать, там тоже деятели хорошие… Но ведь его не ножом? – наклоняясь к Питу, спросила Таня, словно в его глазах она могла прочесть ответ на мучившие ее вопросы.

– Вы знаете эту историю лучше меня, – отстранился Пит.

– Да… – протянула Таня. – Почему вас, спрашивается, это может интересовать? Но знаете, популярные лекции об андеграунде я вам читать не буду.

– Но вы можете подтвердить, что ваш муж был значительной фигурой в андеграунде?

Таня пожала плечами.

– Об этом надо спрашивать не меня. Что вы напишите? «Вдова Кочина считает, что он был значительной фигурой в среде андеграунда…» Попробуйте только, я вам первая глаза выцарапаю.

– А кто может это сказать? Булатов?

– Не знаю… Я даже не знаю, как сейчас Игорь живет. Но я схожу, обязательно. Говорят, от него жена ушла. Странно: ждала-ждала, а когда он вернулся… Устала, наверное, так бывает, – Таня обращалась не к Питу, а к портрету Кочубея. Наверное, она могла так сидеть и разговаривать целыми днями.

– Среду андеграунда, – авторитетно начал Пит, – оценивают в корне неверно. Ваш муж, в частности, пострадал все-таки не от советской власти. Его убили просто в пьяной драке, – Таня дернулась. – Извините, конечно. Чтобы писать об этой среде, я должен понять, а понять я не могу… Я не могу понять, – взорвался он, – почему вы обрекли себя на постоянное присутствие в своем доме и в своей жизни человека, которого восемь лет нет в живых?!

– В этом доме живет его сын… «А ей остались сыновья с его чертами…» – неожиданно сильно и красиво пропела она. – Кочубея можно встретить один раз в жизни. Или не встретить – никогда. Таких, как вы, ходит миллион – ни жарко, ни холодно… Извините, я не хотела вас обидеть.

– Это не обидно, не расстраивайтесь. А кто и когда делал этот портрет, вы не знаете?

– Сашка, дружок его снимал. У него на шкафу и валялся, а трубочку свернутый. Потом Ленка нашла и мне принесла.

– Значит, это он так на друга смотрит? – вырвалось у Пита.

– А может, корова шла? – с вызовом бросила Татьяна. – Он коров сильно уважал…

Пит вышел от Кочиной сердитым. Чем—то она его все—таки зацепила, непонятно только, чем. Уж очень сурова, непритязательна и… ни единой живой искры в глазах, в сердце… В общем, как—то это было не весело, хотя на особое веселье Пит и не рассчитывал. Он сел в машину и поехал в контору.

Офис, как теперь принято обозначать служебные помещения, располагался на набережной знаменитого питерского канала в полуподвальном помещении и состоял всего из одной большой неровной комнаты, не считая кладовки и туалета. Железная дверь снаружи не имела никаких опознавательных знаков. Зато невысокое полукруглое окно выходило на канал. Когда они случайно наткнулись на этот двор, на эту дверь и забитую хламом кубатуру, Кир сказал, что он будет жить – здесь. Комната была пятиугольная, со стенами разной длины и невысоким скошенным потолком.

– Это будет контора под названием «Пять углов», – тут же начал сочинять Кир, – я поставлю здесь диван, кресло, компьютер и буду смотреть в окно на башмаки прохожих. А? Нравится?