Татьяна Адаменко - Патрик Леруа. Годы 1821—1830

Названные полицейские встали с колен, сконфуженно отряхивая форму.

– Обоих братьев под замок. Куда угодно, хоть в соседнюю комнату, но чтобы здесь не стояли.

Вдова ободряюще потрепала Жана по руке, шепнула что-то Шарлю, и братьев увели без сопротивления, хотя всем своим видом, они, разумеется, выражали презрение к происходящему.

Они провозились полтора часа, все измазались в пыли. Бились бы над дверью и дальше – не удалось даже обнаружить хитро спрятанные петли и запирающий механизм – но им повезло: Гийом что-то нажал, как-то сдвинул пружины, и дверь открылась сама собой, бесшумно и плавно.

Мадам Бенаж вздохнула с видом оклеветанной невинности.

Они вдохнули пряный запах духов и притираний.

Довольно большая комната, размерами почти со спальню, но свободного места намного меньше. По центру туалетный столик с зеркалом, всевозможные коробочки и флаконы. Пара канделябров на каменном полу. Справа – гардероб. Пышные платья в шкафу и за китайскими ширмами, отдельно на манекене висит расшитое жемчугом и сапфирами свадебное платье, у самого потолка длинная полка с целой коллекцией кокетливых шляп. А слева – массивный, как в сказке, деревянный сундук с откинутой крышкой, до краев заполненный тускло сияющим золотом. Только золото было настоящим, не сказочным – луидоры, наполеондоры, как старые императорские, так и новые королевские, бельгийские двадцатифранковые, английские гинеи и соверены, все вперемешку. Это завораживало.

Инспектор первым стряхнул с себя оцепенение и, закатав рукава, подошел к сундуку. Мэтр Гийом подумал, что сейчас тот запустит руки по локоть в металл, но тот только пошатал сундук, посмотрел вокруг. Все было очень хорошо освещено – на задней стороне двери было зеркало, и оно умножало огоньки свечей и тусклый вечерний свет из двух круглых окошек под потолком.

– Слишком много пыли. Нет царапин на полу. Ваш плащ, Гийом.

Он накрыл им короб, как накрывают платком клетку с попугаем.

– Вы фокусами не увлекаетесь, мсье Леруа? Не желаете вытащить кролика?

– Нет мадам, – было заметно, что даже инспектору нелегко дается борьба с очарованием желтого металла.

– В канделябрах оплавленные свечи, под ними сколько воска, вот следы копоти. Вы не выходили отсюда по несколько часов. Что вы тут делали?

– Даже такой болван, как вы, может представить, чем занимается женщина наедине с зеркалом. А если не можете, то в крышке сундука есть еще ящик, там документы. Взгляните на них.

Точно – шкатулка без замка, того же цвета, что и мореное дерево, ее не заметили сразу из-за драгоценного гипноза. Там лежали купчие, векселя, расписки, документы на вступление в права наследования и на уплату пошлин. Леруа видел на некоторых из них свою подпись.

Инспектор и мэтр Гийом посмотрели друг на друга. Тут все было не так, все было неправильно. Но что?

– Отсюда надо вынести все предметы. Оставить только металл, цемент и камень. Ищем тайник!

– Да, – Гийом сосредоточенно кивнул, – Буало, Лаже, охранять вход в спальню, Дюран, Пигасс, сюда! Начнем со шкафа…

Вдова еще раз вздохнула.

Полицейские предавали друг другу платье за платьем, коробочку за коробочкой

Потом они увидели следы от каблуков на стуле, но мадам Бенаж при её росте не доставала ни до полки с документами, ни до шляп.

Канделябры, документы, зеркало, столик.

Оба время от времени оглядывались на баронессу, но та неизменно и невозмутимо улыбалась им.

Полицейские, освобождая полки, стали передавать друг другу шляпных болванов с пышными шляпками, которые смотрелись в их грубых руках донельзя странно. Вдова болезненно поморщилась, комментируя:

– Эти редкие тропические бабочки обошлись мне в две тысячи… А эта пряжка сделана из мелких бриллиантов…

Полицейских это всерьез нервировало. Они осторожно, держа эту женскую роскошь как можно дальше от себя, выносили их в спальню и складывали на пол. Гийом раздраженно выхватил болвана из рук своего подчиненного и вдруг замер.

Он небрежно сорвал радужное колесо шляпы и отбросил ее прочь.

– Гийом, что вы делаете? – недовольно поинтересовался Леруа. – Там даже собачья голова не поместится, не то что человеческая!

Но Гийом, не обращая внимания, изо всех сил рванул материю – и под ней, и под тонкой прокладкой из войлока, открылся фарфоровый сосуд. Крышка была как-то хитро прикреплена, но Гийом разорвал материю до конца и ударом об пол разбил сосуд.

Резкий запах рассола, каких-то минералов, масел. И голова Николь с длинными рыжеватыми прядями волос, быстро темнеющими в маслянистой жидкости. Только по ним и можно было ее узнать. Даже не голова, её часть – лицо, будто маска, держалось на лицевых костях, а от затылка, от теменных костей, остался только скальп. Мэтр потрясенно смотрел вниз, на пол, брезгливо отступив от растекающейся лужи.