Алексей Ракитин - Лекарство от долгой жизни

Результат оказался прежний, то есть никакой.

Алексей Иванович начал терять терпение; ситуация складывалась прямо-таки анекдотическая. Искомый дом находился где-то рядом, только они его не видели. Шумилов вышел из коляски и велел извозчику ехать в сторонке, а сам направился к стайке мальчишек, шедших ему навстречу. Ребятня с пониманием отнеслась к просьбе незнакомого барина показать дом Гунашихи, и через три минуты Шумилов стоял перед целью своего путешествия. Крыша дома оказалась, правда, не красной, а скорее кирпичного цвета, но зато и резной петушок, и колодезный журавль присутствовали на своих местах согласно полученному описанию. Тем абсурднее казалось то обстоятельство, что ни Шумилов, ни извозчик, трижды проехавшие мимо этого места, так и не смогли его узнать. «Неважнецкий из меня, должно быть, сыщик, — не без внутреннего раздражения подумал Шумилов. — Мыкаюсь, как слепой котёнок, по три раза по одной улице проезжаю»… Алексей Иванович решил не отпускать извозчика и приказал ждать своего возвращения, никуда не отлучаясь. Вознице была обещана десятирублёвка — куда как щедрое вознаграждение за предстоящее безделье.

Подойдя к нужным воротам, Алексей Иванович спокойно постучал. С обратной стороны раздался глухой гневный рык, принадлежавший, видимо, здоровой псине. Ни ответа, ни привета. Алексей подождал, постучал ещё — в ответ опять зарычала собака, и ничего более. Шумилов потоптался на месте, прошёл вдоль ограды, рассчитывая заглянуть в щель между досками, разумеется, щелей не нашёл и вернулся обратно к воротам. Ударил в третий раз, уже гневливо, без всяких там деликатностей.

«Эй, живая душа есть?!» — сипло гаркнул он пересохшим на солнцепёке горлом.

И собрался уже уходить, как в калитке, такой же высокой и глухой, как и ворота, и ограда вокруг дома, открылось небольшое окошко размером с ладонь. Оттуда глянули два настороженных глаза, и глухой голос, принадлежавший не то мужчине, не то женщине, спросил:

— Чего надоть?

— Мне к Гунашихе, — грубо отрезал Шумилов; он чувствовал в эту минуту лишь раздражение и гнев, такое настроение никак не соответствовало духу беседы и могло всё испортить. Алексей усилием воли взял себя в руки и уже другим тоном добавил. — Имею приватный разговор, не хотелось бы на улице…

После короткого раздумья обладатель обезличенного голоса отпер калитку. Шумилов шагнул под тень небольшого козырька и далее во двор, где увидел бившегося в остервенении на цепи громадного лохматого «кавказца»: глаза овчарки налились кровью, с клыков капала слюна. Пёс не лаял, лишь хрипел да рычал.

— Замолчи ты, волчья сыть, — прикрикнула на него женщина.

Алексей только теперь рассмотрел её. Это было существо хотя и женского пола, но неопределенного возраста — ей можно было дать и тридцать пять, и шестьдесят лет. Под выгоревшим на солнце дешёвым льняным платьем чувствовалось плотное, крепкое, даже кряжистое тело. Женщина была среднего роста, на голове её был повязан чёрный вдовий платок. Какая-то неуловимая мужиковатость сквозила в её облике, Шумилов нисколько бы не удивился, если б узнал, что по утрам странная дамочка выщипывает усы. Глаза хозяйки смотрели пронзительно и требовательно.

— Так что тебе от Гунашихи надо, мил человек? — спросила она более дружелюбно, но в дом не пригласила.

«Кавказец» нервно переступал с ноги на ноги гремя цепью.

— Судьбу свою узнать желаю, матушка. Стоит ли жениться и вообще…

Шумилов не сомневался, что перед ним стоит сама Гунашиха. Странное прозвище — узнать бы ещё, что оно означает? — вполне соответствовало странному облику гадалки. Женщина взыскательно осмотрела гостя с ног до головы и, видимо, осталась довольна увиденным. Во всяком случае, платёжеспособность Шумилова сомнений вызвать не могла.

— А порядок мой знаешь? О прошлом — десять рублей, о будущем — двадцать пять, — проговорила хозяйка.

— Я уж заплачу, не сомневайтесь…

— А я не сомневаюсь. Кто меня обманывает — долго не живёт.

— Спасибо, что предупредили, матушка.

— Проходи, что ли.

Они пошли в дом. Собака, капая слюной, потянулась за ними, лишь чуть-чуть не дотягиваясь до Шумилова. Алексей шагнул вслед за Гунашихой в прохладную темень просторных сеней, потом дальше, через такую же тёмную переднюю, попал в небольшую сумрачную горницу, освещённую единственной лампадой. По казацкой традиции ставни за окнами были прикрыты, поэтому везде царил полумрак, приятный для глаз после яркого света улицы. Но даже не темнота поразила Алексея в этом мрачном доме, а тишина.