Александр Грич: Тень иракского снайпера

В общем, все это было почти правдой, особенно если «не стану» заменить в последней фразе на «не хочу». Дело в том, что Брет был по природе лентяем, и если ситуация его в основном устраивала, ему проще было ее сохранять, даже когда это порождало какие-то мелкие бытовые неудобства. Брет, повторим, был везунчик, а потому до крупных неудобств практически никогда не доходило.

Но женщины, как известно, продукт энергоемкий и требующий финансовых вложений. Брет с юности не знал финансовых трудностей: он был из состоятельной семьи, жил припеваючи, получил наследство – небольшое, но его хватило на годы…

В период, о котором мы говорим, наследство как раз заканчивалось, а с ним заканчивалась и безбедная жизнь Леборна. И это повергало Брета в несвойственное ему состояние уныния – он к этому времени был уже женат вторично, а Адель существовала в прежнем качестве дамы сердца, да еще у нее росла дочь от Брета с экзотическим персидским именем Патимат.

Был момент, когда Леборн дрогнул.

Он не видел, как продолжать жить по-прежнему – без денег ничего похожего на жизнь, к которой он привык, не выходило. Но Брет ни на минуту не допускал для себя и перспективы другой жизни – жизни обычного человека, который утром отправляется на работу, вечером приходит домой, рассказывает жене о кознях начальства, о бездарности руководства корпорации, о тупости сослуживцев… А рассказав это, идет спать, а назавтра все начинается снова.

Так живут миллионы, сотни миллионов. Но Брет так не мог. Пришли наркотики. Безобидную марихуану сменили кокаин и «мет» – метамфетамин. Леборн стал пить, но не радостно и оптимистично, как пил всегда, а тяжело накачиваясь алкоголем. В этот период были дни и даже недели, когда он оказывался недоступен для нормального общения.

Спасли его – друзья? Обстоятельства? Привязанности? Талант? Что ни скажи – все будет и правильным, и совершенно неверным. Дело в том, что во время, когда над ним сгущались тучи, Брет Леборн в поисках новых путей в жизни стал писать портреты друзей.

Человек он был по натуре нещедрый, а потому то, что он писал бесплатно, да еще, бывало, дарил портреты своим собеседникам на дни рождения или даже просто так – вызывало недоуменные разговоры.

Поговорка «Дружба дружбой, а деньги врозь» имеет в США совершенно непривычное россиянам значение. Ее следует понимать сугубо буквально. Вспомним, как погорел Абель – один из величайших шпионов прошлого века.

Он играл роль провинциального фотографа и художника и годами бездействовал, вживаясь в среду и проходя как бы карантин. Задачи эти он вполне выполнил и начал действовать, а подвел его случай, который трудно было предусмотреть. На вечеринке с соседями кто-то из присутствовавших пожаловался на нехватку денег. И наш разведчик не раздумывая предложил взаймы… Ну, предложил и предложил – что такого? Но все дело в том, что у него взаймы НЕ ПРОСИЛИ. А давать деньги без прямой просьбы в Штатах не принято. Точно так же и бесплатная работа – кроме специальных случаев благотворительности вызывает недоумение.

Почему Леборн обратился к портретам друзей – это можно понять. Он чувствовал приближающийся тупик и, сохраняя мину внешней благопристойности, искал выход – он просто должен был суметь найти что-то, чтобы сохранить лицо и продолжать жить как прежде…

Однако проходили недели и месяцы, деньги таяли, дело неумолимо шло к печальной развязке, а ничего существенного не происходило.

Надо сказать, что портреты у Леборна получались превосходные – он порой сам удивлялся, потому что в нормальной прежней жизни относился к мастерству портретиста несколько свысока – конечно, мол, это живопись, но живопись второго сорта. Не один Брет Леборн, впрочем, таков среди художников кисти и слова. Вспомним хотя бы Жоржа Сименона – он был в конце прошлого столетия чуть ли не самым читаемым писателем на планете, автором около полутора сотен романов… Из этих романов детективные романы с участием комиссара Мегрэ составляли менее двадцати процентов по количеству. Остальные романы сам Сименон называл «серьезными» – они и были серьезными, крепко написанными профессиональными работами. Были и остались – но остались на книжных полках вымирающего поколения любителей книг и библиотек – публичных и научных. Никто, кроме исследователей литературы того периода, их не вспомнит… А вот герою Сименона комиссару Мегрэ, к которому сам автор относился, как сказано, несколько свысока, поставили памятник при жизни писателя, книги о нем продолжают переиздаваться, они все переведены в электронный формат, а если завтра изобретут что-то иное – будут переведены и в этот новый формат – скажем, «пси», или как там его назовут наши потомки?