Андрей Кокоулин - Неизлечимый детектив

Глохли, слабели и ненавидели случайных гостей.

– Я – Родерик Гарпаст, – прервал мои размышления Родерик, – со мной мой друг Джонатан Ривольд и Том э-э…

– Каули, – наклонился к двери кэбмен.

– И Том Каули. Здесь дождь и… Всюду вода. Нам бы переждать непогоду…

– И обсохнуть, – добавил Том.

– И переночевать, – сказал я.

Родерик пихнул меня локтем.

Некоторое время за дверью молчали. Я так и видел, как старик, уставя бесцветные глаза в пол, пытается сообразить, кроется ли в незнакомцах опасность.

И так взвешивает, и этак.

Трое. Просятся в дом. Но вежливо. Джентльмены. Может быть даже из столицы. Приятное общество, чтобы скоротать вечер.

А ну как нет? Мало ли.

– Входите.

Щелкнул массивный засов, и одна из створок приоткрылась. Гарпаст ринулся внутрь, на золотистый свет свечи, первым.

– Наконец-то! – Расстегивая макинтош, он загородил весь проход. – Мы уж думали – все! У вас что-то темно, кстати…

– Экономим, – был ему ответ.

Гром раскатился по небу. Дождь превратился в ливень. Наверху, над нами, хлопнул ставень.

– Родерик!

Я попытался подвинуть друга.

– Имейте совесть, Джонатан, – недовольно произнес Гарпаст. – Здесь хорошие полы, я стараюсь не наследить. А вот еще и скамеечка…

Он сел и принялся кряхтя стаскивать грязные ботинки.

С баулом на плече я все же протиснулся мимо него и чуть не столкнулся с держателем свечи.

Как я и предполагал, это оказался старик в поношенном, побитом молью фраке, сорочке и серых панталонах. Скорее всего, дворецкий. Если, конечно, в доме, кроме него, имелся кто-то еще из прислуги. А так, наверное, он был и камердинером, и садовником, и привратником, и каменщиком, и, возможно, даже конюхом. Унылое лицо. Длинный нос, седые баки, поджатые в неодобрении губы. Руки у него подрагивали, и огонек свечи плясал один из тех туземных танцев, о которых писал путешествовавший по Африке Ливингстон.

– Будьте добры… – я опустил на пол баул.

Он посторонился.

– Сэр, – Том протянул мне над Родериком жирандоль.

Звякнул хрусталь. Я, оцарапавшись, перехватил. Затем принял и второй баул.

Гарпаст, сменив ботинки на нашедшиеся под ногами мягкие туфли, костяшками пальцев стукнул в стенную панель.

– А у вас здесь мило, – сказал он старику. – Мило. Куда идти?

– Сюда, сэр, – показал свечой слуга.

И медленно, с достоинством, повернулся.

– Оба этажа жилых? – спросил Родерик.

– Конечно, сэр.

По мере того, как они удалялись вглубь дома (Родерик безбожно шаркал), голоса их звучали все глуше.

– И сколько жильцов?

– Десять вместе со мной, сэр.

Затем что-то стукнуло, и свет свечи, и голоса пропали.

Мы с Томом, оставшись одни в полумраке, переглянулись. Дом вокруг нас поскрипывал, постанывал, играл тенями и шевелил шторами.

Наверху, над головами, казалось, кто-то ходил.

– Жуть какая, – выдохнул кэбмен.

– Не в бруэме же ночевать, – сказал я, снимая сюртук.

Том последовал моему примеру и освободился от пальто.

Синий мертвенный свет вдруг полыхнул в окнах. Грянул чудовищной силы раскат, створка входной двери распахнулась, являя взору шипящую стену дождя.

Ни навеса, ни Мартина под навесом видно не было. Порыв холодного ветра горстью рассыпал капли по и без того мокрому полу.

– Черт!

Невольно ловя дождь ртом, я торопливо затворил створку, вдвинул засов в паз.

– Адова погодка, сэр! – сказал Том.

Глаза его поблескивали в полумраке. Он с присвистом дышал. С повешенных одежд размеренно капало.

– Да уж.

Мы переобулись.

Кожаных туфель было много, пар шесть-семь. И это наводило на размышления. Хозяева явно не бедствовали, однако же предпочитали экономить на освещении.

И куда увели Родерика?

– Господа…

Я вздрогнул.

Старик со свечой появился бесшумно и почему-то из боковой арки, хотя уходил прямо через холл.

– Прошу за мной, господа.

Не дожидаясь нас, он двинулся к темному проему. Свет от свечи плеснул на низкий буфет, на картину в раме, на обивку кресла, мерцающим пятном поплыл по потолку. Тень старика пристроилась от него сбоку.

– За багаж не беспокойтесь.

Проследовав за худой фигурой по узкому коридору, мы с Томом очутились на квадратной площадке с высоким мозаичным окном. Там, над зеленью мозаичных деревьев, возвышался мозаичный янтарный холм, увенчанный солнечными лучами.

– Том, – остановился старик, – вам в людскую.

И он свечой показал на арку с уходящими вниз ступенями.

– Туда? – кэбмен с опаской заглянул в темноту. – Ни черта ж не видно, сэр! Вы как хотите…