Сосновский снова стал одиноким.
Но вот в жизни его появилась Нина, и он понял, что никогда раньше не любил, что только теперь пришла та, настоящая любовь, которая не ищет никакой выгоды для себя и открывает человеку волшебный мир, окружающий его и пребывающий в нем самом.
Сосновский не задумывался над тем, чего же, собственно, он ждет от этой любви. Нина была чужой женой. Но именно этого Сосновский не представлял себе как следует, потому что Нина в его сознании находилась вне сферы обычных человеческих отношений. Так, любуясь пронизанным солнцем облаком, мы не думаем о связи его с ливнем или, скажем, с потоками грязи на дорогах. Нина была для художника светлой мечтой, чем-то не совсем реальным, окутанным таинственной дымкой, а его пылкое воображение дорисовывало все, что хотело.
Человек придумал бога и мог придать ему любые черты, потому что никогда его не видел. Влюбленный потому и влюблен, что ищет и находит у своей избранницы дорогие ему черточки, а те, которых ей недостает, он просто дорисовывает в своем сердце и одаривает ими любимую. И чем сложней или скрытней характер женщины, чем больше в ней неразгаданного и чем недоступнее она, тем проще это получается.
Возможно, чувство восторженной влюбленности вспыхнуло у Сосновского потому, что жизнь его была почти всегда одинокой, без жены и детей, и в нем бурлила нерастраченная мужская и отцовская нежность, требовавшая выхода. И надо же было, чтобы художник встретил Нину именно тогда, когда мучительно искал новые пути творчества, и ему показалось, что открыла их именно она!
Он был счастлив, когда ему удавалось хотя бы издали увидеть эту женщину. Готов был часами простаивать у окна или в саду, не сводя очарованного взгляда с крыльца Петровых, где могла появиться Нина. И когда видел ее, то и зеленый двор, и кирпичная дача — все вокруг словно освещалось ее улыбкой.
Он тут же возвращался в мастерскую и воссоздавал на полотне то неповторимое озарение, которое появлялось в его душе. Мужа Нины художник упорно не замечал. Смотрел на него с изумлением, словно на что-то странное, бессмысленное и неуместное в этой волшебной сказке.
Пейзажи Сосновского, к которым любители живописи до сих пор относились равнодушно, неожиданно нашли поклонников. Совсем недавно его только ругали, а теперь начали хвалить.
Но если брань раздражала и сердила художника, то похвалы оставляли его равнодушным: уж он-то знал, в чем секрет его успеха и кому он этим обязан.
Так прошло первое лето. Осенью Петровы уехали в город, дача и двор их осиротели, и только елочки у крыльца стояли, как всегда, пушистые и зеленые.
В отсутствие Петровых Сосновский часто заходил на их участок, стоял у тех самых елочек, где недавно видел Нину. Иногда поднимался на крыльцо, словно хотел войти в дом и увидеть ее.
Когда его охватывала нестерпимая тоска, он ехал в город и бродил по улицам, надеясь случайно встретить Нину. Но ему не везло. Казалось, Нина была сказочной птицей, которая на зиму улетала в дальние края.
— Дик, ты не спишь! Не притворяйся. Я — твоя дочка, и в моей крови тоже есть что-то от сыщика. Я вижу, как у тебя под веками смеются глаза. Или опять думаешь о своем и тебя нельзя трогать?
Коваль открыл глаза и улыбнулся. Наташа стояла рядом. Щеки ее разрумянились после прогулки.
— Есть новости? — спросил он.
— Ничего интересного. Сидела в читалке. Этот старикан Гесиод, был в Древней Греции такой поэт, написал длиннющую вещь «Труды и дни». Знал, наверно, что его книгу нелегко будет прочитать. Между тем что-то есть в этой штуковине. И подумать только — почти две с половиной тысячи лет назад написано! Не читал?
Коваль приподнялся, сел, отрицательно покачал головой.
— Боже, какой ты безграмотный! Хотя, правда, зачем тебе грек Гесиод. Зато ты знаешь римское право, а я о нем и представления не имею, Дик!
— Наташенька, у меня есть имя, человеческое, — поморщился Коваль.
— Простите, многоуважаемый Дмитрий Иванович Коваль, или просто папочка. Но это ведь то же самое. Сокращенно только. И мне так нравится. Дик! Что-то в этом имени есть стремительное. И нашей бурной эпохе соответствующее. Да к тому же — начальные буквы твоего имени, отчества, фамилии — твои инициалы.
— Кличка какая-то. Ты не уважаешь отца.
— Боже, у этих современных родителей — эпидемия гипертрофированной мнительности и болезненной подозрительности! Ты ведь прекрасно знаешь, что дочка тебя уважает и даже немного боится.
Читать дальше