Владимир Кашин - Чужое оружие. По ту сторону добра. Следы на воде

— А кто же все-таки был четвертый? — поинтересовался Коваль. — Вы говорите, женщина…

— Вот с четвертым просто диво какое-то, — развел руками Комышан. — Все в один голос твердят, что их было только трое.

— Вы видели кого-нибудь из них после драки? Встречались?

— С Чайкуном встречался… Э-э!.. — вдруг спохватился Комышан. — А ведь пиво наше греется!..

Он залпом выпил стакан и снова наполнил его.

— Потом они приезжали ко мне в больницу — я там пролежал три недели, — предлагали деньги, чтобы дело прикрыть.

— И Чайкун?

— Нет, только эти двое.

Комышан подумал, что не стоит рассказывать, как Петро пытался передать через Настю кожанку в подарок, но она не взяла.

Коваль заметил, что инспектор запнулся на миг.

— Я им сказал, — продолжал далее Андрей Степанович: — «Хлопцы, мне ваших денег не нужно и ничего от вас не хочу. Встретимся когда-нибудь, тогда и разберемся, кто кому что должен».

— Они могли это понять как угрозу.

— Я не хотел с ними никаких дел иметь. А Сашко пролежал в больнице два с половиной месяца, после чего поехал в санаторий. Оказывается, они дали ему тысячу рублей, чтобы он долечился…

Коваль внимательно вглядывался в худощавое лицо Комышана, который сминал проволочку и в конце концов скрутил ее так, что она стала маленьким шариком. Дмитрий Иванович старался понять: способен ли человек, сидящий перед ним, на убийство? Он соединял в одну цепь имевшиеся у него факты, анализировал характерные черты Комышана: упорство, вспыльчивость, даже жестокость, но не видел у него явной злобной мести. Комышан быстро вспыхивал и так же быстро успокаивался. А потом глаза — суровые во время рассказа о браконьерах, они одновременно таили в себе и едва заметные иронические искорки; инспектор словно бы и не злился на этих губителей природы, не проявлял к ним ненависти и, привыкнув воевать с ними, в глубине души признавал как неизбежность сам факт их существования. Бороться с браконьерами — это была его работа, и он должен был выполнять ее хорошо, как любую работу.

— Это не я с ними встречался, а они со мной, — продолжал Комышан, отложив в сторону скатанную в шарик проволочку. — Когда в больницу приехали. А на воде с ними снова столкнулся уже в конце года. Если вам интересно… — Комышан заметил проницательный взгляд Коваля и почувствовал неловкость. — Я вам как на духу, как на следствии, — неожиданно сказал он, не догадываясь, как близок был к истине. — Давайте лучше допьем пиво… Сегодня в Доме культуры кино… Я, наверно, полгода там не был. Дома — телевизор. Цветной. Настя обрадовалась, что не пошел на дежурство, — может, хоть в клуб с ней загляну. Мы-то смотрим телевизор на Красной хате, в свободное от работы время. Чтобы не отрываться от культуры и не одичать, — улыбнулся он.

Коваль поддерживал атмосферу взаимного расположения, установившуюся в разговоре. Хорошо понимал, что благосклонность к нему Комышана вызвана не только тем, что он ходил с ним на дежурство. Немного загадочная личность дачника, о котором печется сам начальник областной инспекции, разрешив ему жить на Красной хате и даже поездить с инспекторами, заинтересовала их всех. И если Коваль, пригласив к себе Комышана, имел свою цель, то и Андрей пришел в гостиницу, тоже надеясь, что дружба с приятелем начальника инспекции может пригодиться и ему.

— Ну что же. В кино так в кино. В вашем Доме культуры я еще не бывал… А все же интересно, как вы снова встретились с ними?

— Где-то в начале декабря в инспекцию пришла жалоба, что объявились какие-то браконьеры. Из письма получалось, что орудуют все те же Семеняка и Крутых. А они парни лихие — за два-три часа ночью берут триста — четыреста килограммов рыбы, всякой: и сазана, и сома, и осетра, а попорют, поранят — и того больше. Зимой, скажем, в низовье Днепра рыба на ямах стоит. Семеняка и Крутых хоть и не здешние, но с ними всегда кто-то из наших, которые хорошо знают места, где собирается рыба. Опускают фару на четыре-пять метров и, когда большая рыба вокруг света соберется, колют ее баграми.

Получили мы задание из Херсона от начальника и вместе с Козаком-Сирым выехали на лиман. Место, где самые свирепые браконьеры бьют рыбу, мы знали, у нас его называют «корыто»… Значит, приехали к маяку, в залив, побыли там часа два. Вдруг смотрим — из-под Станислава идут три лодки. В каждой по человеку. Все лодки на быстром ходу, рвутся вперед в направлении села Геройского, как раз туда, где есть зимовальные ямы. Мы с Сирым сразу поняли, что это за люди…