Наталья Кременчук - Смерть на фуршете. Полный текст романа

Но что тогда произошло с Элеонорой Кущиной?

Стала свидетельницей и была тем же Абарбаровым задушена?!

После чего он невидимо для всех исчез… Убил, задушил и исчез в совершенно пьяном виде.

Бред!

– Можно ещё ваши фотографии с Абарбаровым? – попросил Бориса президент.

Он, словно принюхиваясь, стал всматриваться в них, затем повернул ноутбук к Караванову.

– Воля, по-моему, это Пахарь-Фермер!

Академик… как его… учреводитель тоже стал крутить фотографии…

– Да, Лёша, конечно, это Пахарь-Фермер. Давненько мы его не видели.

– А мы его и не должны видеть. Он на наши фуршеты не ходит. И как раз это странно, что вдруг пришёл.

Борис вопросительно смотрел на своих гостей.

– Мы с Владимиром знаем этого человека. Точнее, узнаём, – пояснил Ласов. – Это довольно известный конъюнктурщик-графоман, можно сказать, с трагической судьбой. Служил в пограничных войсках, начал перед самой перестройкой как комсомольский поэт в журнале «Молодая гвардия»… Но по причине особой бездарности даже с ними у него не сложилось. Одно время пытался уловить новые веяния, носился повсюду с поэмой «Пахарь-фермер», отчего и получил своё прозвище… Довольно навязчив…

– Это так! – подтвердила Ксения. – Более чем навязчив, попросту нахал. Он от Абарбарова не отходил, прилипал прямо. Хотя, казалось, что они очень мало знакомы.

– Говорят, недавно он написал поэму к двадцатилетию КПРФ, но коммуняки его послали… – добавил Караванов. – Он и к Жириновскому подкатывался, но там дело чуть не закончилось мордобоем.

– Ну вот, – сказал Борис, – говорите, не ходит на ваши фуршеты. Он, как видно, всюду ходит.

– Нет-нет, – Трешнев тоже стал рассматривать фотографии. – Этот товарищ действительно позиционирует себя как поэт-патриот, а почти всех остальных считает запроданцами США и Евросоюза… Хотя я, например, монархист-реформист и христианский фундаменталист… – И опять Ксении было непонятно, ёрничанье ли это или шутовское прикрытие чего-то серьёзного. – Он на этой церемонии не должен был появляться. Не то чтобы там фильтры стоят и его бы не пропустили, просто потому, что он сам бы не пришёл.

– По-моему, Андрюша, ты усложняешь! – возразил Ласов. – Человеку вдруг припёрло выпить… или добавить… вот он и зарулил туда, где есть халява.

– А фамилию вы его не помните?! – нетерпеливо спросил Борис.

– Кто ж её вспомнит, – почти хором ответили члены президиума Академии фуршетов.

– Хотя, – Ласов поднял вверх палец, – можно попытаться по косвенным признакам поискать в Интернете, а если не получится… Я отсюда надеюсь успеть в библиотеку, закажу там «Молодую гвардию», посмотрю его ранние публикации…

– Между прочим, – Трешнев был серьёзен. – Не хочу ни на кого бросать тень, но… вы же лучше меня понимаете, что все эти алиби личные. За каждым из лонг-листников, подавно шортников стоит какое-то издательство. Победа Горчаковского – это поражение для этих издательств, потеря в тиражах. Финалист – не лауреат. Его можно раскручивать в короткий период между объявлениями шорт-листа и лауреата. А потом интерес у публики падает…

– Послушать вас, – сказал Борис, – так получается, что главное не хорошую книгу написать, а засветиться, попасть в какие-то таблоиды, в какие-то списки.

– Увы, – сказал Ласов, – реклама даже в советское время была отчасти двигателем торговли, а теперь это непреложная истина. Пушкин и не подозревал, каким новым смыслом наполнилось сейчас его выражение: «Не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать».

– Андрей совершенно прав, когда говорит об издательствах, которые после очередного премиального витка начинают нести убытки, – заговорил Караванов. – Хотя я, честно говоря, не очень верю, что кто-то из издателей пролетевших разозлился до того, что незамедлительно заказал счастливого лауреата. А вот в какое-то аффективное убийство вполне верю. И, главное, я не стал бы забывать о самом Игоре Горчаковском.

– Что вы имеете в виду? – насторожился Борис.

– Алиби ему, увы, не требуется, но надо обратить внимание на его, так сказать, творческий путь. Ведь Игорь не сразу стал лицом «Бестера». Раскручивать его начинало другое издательство.

И Воля рассказал историю, в которой, как оказалось, была заплетена не только творческая судьба Горчаковского, но отчасти и его собственная. Если не литературная, то редакторская.

Как множество российских издательств, «Парнас» возник в начале девяностых. Его создателем и бессменным владельцем стал Донат Авессаломович Камельковский, в советское время – директор одной из подмосковных типографий, где печатались книги могучего издательства советских писателей. Молодой тогда пенсионер Камельковский, не бедствовавший и при коммунистическом правлении, вдруг открыл, что его давно реализовавшийся талант извлекать максимум личного дохода при минимуме собственных издержек называется: менеджер .