Андрей Звонков - Не время умирать

— Ладно, остынь! — Ковалев усмехнулся, чтобы снять возникшее напряжение. — Привычка чекиста, ты же понимаешь. Видишь яйца, возьми в руку, а если взял, то сожми их, да покрепче. Тем более что один-то случай был. А такое пятно, сам понимаешь, смыть о-очень сложно.

— Я понимаю. Потому и говорю, что со мной это излишне. Если вам нужна моя помощь, я с удовольствием впрягусь без всех этих мотивирующих приемчиков, которые я, как и вы, проходил. А случай, который вы вспомнили, — это рок, невезуха, куча дерьма, в которую любой может вляпаться. И я за него уже расплатился с лихвой. И карьерой заплатил, и здоровьем. Хотя по выслуге мог бы уже до полковника дослужиться, а сейчас так и застыл на капитане запаса. Этого мало?

— Хорошо, хорошо. Я действительно хочу быть уверен. Ибо, если я заявлюсь в штаб с отчетом о вероятном применении бактериологического или химического оружия на сверхсекретном объекте, а потом это окажется ошибкой, меня самого возьмут за упомянутый тобой мотивирующий орган. Видишь, дорогой мой, я играю с открытыми картами. Так что хватит дуться. Не мальчики оба. И, поверь, даже если ты где-то что-то промухал, я не буду тебя за это прессовать. Но все обстоятельства выяснить надо. Чем скорее, тем лучше. Это ведь палка о двух концах. Перестрахуешься, поднимешь всех на уши без причины, дадут на орехи, сколько не унесешь. Но и если не отреагируешь вовремя на опасную ситуацию, получишь еще крепче. И еще, если я припомнил тебе старый грех, то и там, — генерал поднял палец, — припомнят.

— Но что конкретно вы от меня хотите? Я же не могу попасть в бункер и выяснить детали у Бражникова. Это вы бы и без меня сделали, если бы было возможно.

— Верно, — согласился Ковалев. — Но ты у нас в чем спец? В анализе разрозненных открытых источников. Подумай, на чем можно сфокусироваться, где ты или кто-то еще мог допустить прокол. Видео посмотри, может, заметишь какие-нибудь важные детали.

— Я уже заметил, — спокойно сообщил Пичугин. — На записи признаки болезни определяются только у Бражникова. Одно это ставит под большое сомнение если не теракт, то применение бактериологического оружия именно по бункеру — точно.

— Э, погоди. При чем тут это? Ни бактерия, ни вирус сразу не действуют. У любой болезни есть скрытый, то есть инкубационный, период. У Бражникова симптомы уже проявились, у других нет…

— В том-то и дело! — Пичугин бесцеремонно перебил своего куратора. — Во сколько смена вошла в бункер?

— В девять ноль-ноль.

— А признаки недомогания у Бражникова когда проявились?

— Кашлять он, судя по записи, начал часам к пятнадцати. Еще до выхода объекта на опасную орбиту.

— Раньше, — уверенно заявил Пичугин. — Надо еще раз просмотреть, свериться с показаниями времени. Косвенные признаки недомогания у него видны намного раньше, где-то с двенадцати или около того!

— Что-то разглядел?

— Да. Мотайте назад, я скажу, где остановить. Еще. Еще. Стоп!

— Вот! Даже десять пятьдесят, — озвучил Ковалев цифру времени в углу экрана. — И что тут такого видно?

— Еще чуть назад, где полковник появляется в зале. Вот. Смотрите. Он садится, сразу распускает галстук и расстегивает рубашку.

В кадре Бражников перебросился парой фраз с оператором по поводу духоты, потом велел техникам включить кондиционеры.

— Тут он уже почувствовал себя плохо, понимаете? — Пичугин глянул на Ковалева.

Тот выключил звук, а запись оставил.

— Не совсем, — признался он.

— Смотрите. В девять утра Бражников заступает на смену. А через два часа, в одиннадцать, он уже ощущает признаки недомогания. При этом в пятнадцать часов, то есть еще через четыре часа, никто из операторов еще явно не болен. Ловите суть? Если был атакован бункер, то все должны были заразиться одновременно.

— Получается, поражен был только Бражников? — Ковалев хмыкнул. — Надо выяснить, существует ли вирус столь избирательного действия.

— Вряд ли. Вариантов может быть масса, но, в любом случае, я уверен, что это не теракт.

— Но если атаковали именно Бражникова?

— Это больше похоже на правду. Но тогда это скорее отравление, чем заражение.

— Час от часу не легче. Инъекция?

— А каковы показания самого Бражникова?

— В этом и беда. Он не способен давать показания. Он очень плох. Бредит.

— И вы не пытаетесь оказать ему помощь? — ужаснулся Пичугин.

— Пожертвовав при этом всем гарнизоном? А может, городом? Областью? Что нам известно? Ноль! Мы вскроем бункер, чтобы спасти одного человека, пусть очень важного для страны, для науки, для обороны. Но что будет дальше?