Мелани Раабе - Истина

— А когда же ты понял?..

— Понял, что ты действительно меня не узнала, да?

Я кивнула.

— Не знаю точно… Наверное, когда ты шла за мной по городу. Мне показалось это странным. Я такого не ожидал.

Филипп задумался.

— А, еще когда ты притащила сюда мою маму.

Вспомнив об этом, я как будто получила удар под дых.

— Именно ее, мою маму. Вот тогда я и понял, — продолжал он.

Рукой он коснулся того места на груди, которое я задела ножом, а я вспомнила про разговор с Барбарой Петри и спросила:

— Но я ведь сразу потребовала, чтобы ты показал свое родимое пятно, отчего же ты этого не сделал?

Филипп, заметив свое непроизвольное движение, опустил руку.

— Я подумал, что с твоей стороны это очередная попытка меня унизить, — объяснил он. — В тот момент мне и в голову не приходило, что ты действительно меня не узнала.

Некоторое время мы оба молчали. Наконец он промолвил:

— Думал, что у тебя совесть нечиста. Что ты поэтому не желаешь меня узнавать. Думал — это ты сама …

Меня как холодом обдало.

— Я сама — что именно?.. — задала я вопрос, хотя уже догадывалась.

Филипп посмотрел мне в глаза. И тут я все поняла окончательно. Ненависть, ярость, язвительность, жестокость — вдруг все обрело смысл. Но все же я едва не потеряла дар речи. Как он смел такое подумать?

— Ты считал, что я замешана в деле с твоим похищением? — спросила я почти беззвучно.

Он не ответил.

А мне вспомнилось время перед тем, как он исчез, и наши ежедневные ссоры, и сказанные друг другу гадости.

И та проклятая ночь, после которой ничто уже не было как прежде, ночь, окончательно разбившая наш союз и позже благополучно вытесненная мною из памяти.

— Вот, значит, что ты думал… — прошептала я. — Семь лет подряд?

Филипп покачал головой:

— Но я действительно не знал, что думать.

— А теперь что ты думаешь?

Он как будто поперхнулся, но все-таки начал говорить:

— Что мне просто не повезло. Что я оказался в ненужное время в ненужном месте.

— Ты уверен?

Филипп кивнул.

— Да, и я только что получил этому подтверждение.

Пауза.

Долгая.

— Не понимаю, зачем ты сделал то, что ты сделал, — заговорила я наконец. — Вообще ничего не понимаю.

— Мне ничего не нужно было, кроме истины, — начал он объяснять. — И тогда…

Вместо продолжения он пожал плечами. А я продолжила за него:

— И тогда ты просто воспользовался моим смятением. Чтобы спровоцировать меня, всколыхнуть! Чтобы я испугалась и пришла в отчаяние!

Он нерешительно кивнул. Снова зависла пауза, но потом он повторил:

— Я думал — это ты сама… Как только я спустился с трапа и подошел к тебе, мне сразу стало ясно: ты совсем не рада меня видеть. Совсем наоборот! Ты была просто в ужасе.

Я ничего не ответила.

— А когда я попытался вывести тебя на чистую воду… Когда я спросил, помнишь ты худшее из того, что сделала в своей жизни… Когда я сказал, что тебе следует наконец признаться — вина так и была написана на твоем лице.

— Так ты имел в виду похищение! — только теперь догадалась я.

Филипп кивнул.

— А я подумала, что ты говоришь про ту ночь. Про несчастный случай. Про бегство с места происшествия. Про человека, которого я убила. Которого мы вместе убили.

Слезы выступили у меня на глазах.

Холодильник все гудел, напевал нам свою мелодию.

Вытерев слезы, я неожиданно для самой себя сказала:

— А что ты делал в городе?

— В городе?

— Ну да. Эта твоя странная прогулка по Гамбургу…

Кривая усмешка исказила лицо Филиппа.

— Именно это и делал, — ответил он. — Гулял по Гамбургу.

— М-м…

Мы помолчали.

— Ну и как? — поинтересовалась я.

— Что значит — как? — не понял Филипп.

— Прогулка по родному городу. Через столько лет.

Он улыбнулся и вдруг стал рассказывать.

— Что меня особенно поразило, так это разные мелочи. В плену у меня было много времени на размышления. Так вот, мысленно я совершал по родному городу долгие прогулки, пытался вообразить себе его с абсолютной достоверностью, точно воскресить в памяти все мельчайшие детали.

Казалось, он на миг погрузился в воспоминания. Затем продолжил:

— Во многом мне это удалось. Но мне не хватало десятков, сотен, даже тысяч мелких деталей. Какого цвета стулья, которые летом выставляют на улицу в итальянском ресторане на углу? Черные или темно-зеленые? Сколько ступенек ведут к дому наших соседей? Какие деревья стоят на нашей улице, отбрасывая густую тень? Липы, вот в этом я был уверен. Липы, потому что летом из-за них стекла припаркованных рядом автомобилей становятся такими клейкими. Но разве нет там и нескольких буков? Или буки растут только на параллельной улице? А какого цвета у нас мусорные баки? Я, наверное, миллион раз что-то выбрасывал в эти баки, а вот цвета их не помнил. Может, они оранжевые, может — синие или серые с металлическим отливом. Не мог вспомнить. — И он взглянул на меня. — Но вот вчера я на них посмотрел, а они, оказывается, красные.