Мелани Раабе - Истина

Что с тобой?

И как быть теперь?

Я мечтала только о том, чтобы Филипп вернулся, и долгое время это желание казалось мне самым сокровенным. Но сейчас я вспоминала слова своей бабушки, которая все время твердила: «С желаниями, смотри, поосторожнее. Они ведь могут исполниться».

Мы молчали. Тихонько гудел холодильник. В саду кричала ночная птица. И половицы поскрипывали, как будто старый мудрый дом, где мы находились, хотел взять на себя тяжесть нашего молчания. Я отвела взгляд от лица Филиппа, принялась разглядывать столешницу, водила пальцем по древесному узору, не зная, что теперь думать, что делать, что говорить. Умом я понимала, что человек на аэродроме, в машине, в моем доме, тот человек, который меня преследовал и которого преследовала я, тот человек, на которого я накидывалась с кулаками и на которого кричала, который мне угрожал и которому угрожала я, — это Филипп. Умом я понимала это, но принять к сердцу не могла.

Настолько это невероятно, что я чувствовала себя героиней театральной постановки, как будто стоит только стукнуть, и окажется, что стол, на который я опираюсь, и кухня, и мой дом, и весь мой мир — все сделано из папье-маше, все сплошь декорации.

Я подняла взгляд, наши глаза встретились. Легкая улыбка появилась на губах Филиппа, и вдруг он стал выглядеть почти как раньше. Но тень пробежала по его лицу — и вот опять он выглядит как тот чужак, что вчера — или это было позавчера? — вышел из самолета.

Морщины на его красивом лице за последние дни стали еще глубже.

Волей-неволей мне вспомнились слова Герхарта Гауптмана, мы недавно читали его на уроке немецкого: «Нет ничего страшнее отчужденности людей, знающих друг друга».

Когда я справилась с собой, голос мой прозвучал хрипло:

— Я никак не могла… Никак не могла узнать в тебе моего мужа.

— Ты не могла меня узнать? Или ты не хотела? — спросил Филипп.

Я не ответила. Я не знала ответа.

Но зато я все помнила. Семь лет, прожитые без него. Солнечное затмение, и тайные ночи с Мирко, и мое прощание. А затем — вот этого странного мужчину с жестким взглядом, вдруг прилетевшего на самолете и ворвавшегося в мою с трудом налаженную заново жизнь. Ощущение примерно такое же, как семнадцать лет назад, когда я обнаружила свою мать повесившейся в кухне. Изменившиеся краски, пронизывающий до костей холод, и чувство, будто ты в коконе из ваты.

— Я оказалась к этому не готова, — прошептала я, пытаясь подобрать правильные слова. — Слишком много, просто слишком много всего…

Я оказалась к этому не готова.

Лучше я не могу объяснить.

Это правда. Это — истина.

Лицо у Филиппа очень красивое. Я всегда так считала. Темноволосый. Бледный. Большие карие глаза, а иногда, если он чему-то радовался, в глазах его появлялось какое-то чуть ли не детское выражение. А вот брови он поднимал треугольником, точно как Мефистофель в классической постановке «Фауста» Гете. Губы у Филиппа узкие, но изгиб у верхней губы такой красивый, что я тотчас в него влюбилась тогда, много лет назад.

Если приглядеться, все это можно распознать и сейчас. Когда знаешь, что нужно искать.

Как странно, думала я, что все мы выглядим по-разному. Земной шар населяют больше семи миллиардов человек, и у каждого свое лицо. А мы умеем воспринимать каждое лицо как особенное.

Да, обычно умеем.

Филипп поднял взгляд, заметил, что я его рассматриваю, и я отвела глаза.

Слишком много вопросов у меня в голове, так много, что мне никак не удавалось сосредоточиться на одном.

Филипп долго ничего не говорил. В конце концов, тишина показалась мне невыносимой, и я заговорила сама:

— Ты подумал, должно быть, что я все это нарочно! Нарочно делаю вид, будто тебя не узнала.

Филипп кивнул.

— Да. Да, я именно так и подумал: ты делаешь это нарочно. Конечно, я собирался поговорить с тобой наконец обо всем. И совершенно растерялся, когда ты отказалась со мной что-либо обсуждать. Просто поверить не мог, что ты собираешься продолжать в том же стиле, на котором мы закончили — со всей грубостью, отталкивая друг друга. И я был просто вне себя. Подумал, что ты пытаешься оговорить меня из расчета. Подумал, что ты преследуешь какую-то цель. А именно — окончательно избавиться от меня.

— Но зачем я стала бы это делать?!

Он пожал плечами.

— Понятия не имею, Зара. Семь лет — большой срок. Откуда мне знать, как прошли для тебя эти годы, о чем ты думаешь, чего ты хочешь и на что ты ради этого способна?