Питер Джеймс - Одержимость

– Значит, викарий посоветовал тебе побольше узнать о Фабиане?

– Да, только не викарий, а его помощник.

– И что тебе удалось?

– Что не он бросил свою девушку, Кэрри, а она его.

– И о чем это тебе говорит? О его гордыне?

Алекс рассмеялась:

– Знаешь, я себя чувствую такой идиоткой из-за вчерашней ночи.

– Наш разум играет с нами всякие шутки, когда мы устаем.

– Ты знаешь что-нибудь о медиуме Моргане Форде?

Филип отрицательно покачал головой, глубоко затянулся.

– А как отличить настоящего медиума от шарлатана?

– Они все шарлатаны.

– Вам, ученым, свойственно дьявольское высокомерие. Из себя выводит.

Филип раздраженно погудел небольшой арендованной машине, все четыре пассажира которой глазели на фасад универмага «Либертиз».

– Нет, мы просто формулируем неприятные истины.

– Это такое же высокомерие.

Алекс слегка удивилась, увидев «мерседес» на том же месте, где оставила его вчера, – его не эвакуировали, не засунули квитанцию на штраф под «дворник», не разбили стекла. Она наклонилась к Мейну и поцеловала его в щеку.

– Ну, теперь справишься?

– Да.

– Я, пожалуй, приглашу тебя сегодня вечером на обед, чтобы убедиться.

Она отрицательно покачала головой:

– Мне не очень улыбается возвращаться в пустой дом вечером. Приходи ко мне – я приготовлю ужин.

– Около восьми подойдет?

Алекс уехала повеселевшая, с легким сердцем, но знала: боль вернется. Все это копится в ее голове, а в конечном счете обрушится лавиной. К вечеру, когда солнце начнет меркнуть, ей снова станет хуже. Вернется депрессия, как это всегда происходит поздно вечером по воскресеньям. Всю жизнь, с самого детства.

Она переехала через Воксхолл-бридж в южном направлении, поехала по Стритаму, ничуть не радуясь предстоящей миссии: попытаться найти Кэрри и сообщить ей печальное известие. У нее даже адреса не было. Она помнила только, что они проезжали мимо антикварного магазина, перед которым на тротуаре выстроился ряд стульев, когда Фабиан сказал: «Здесь живет мать Кэрри», а она посмотрела направо и увидела высотки. Это было в нижней части холма, очень похожего на тот, по которому она ехала сейчас. Показался антикварный магазин, не работающий, с закрытыми ставнями, и две серые высотки чуть подальше справа. Алекс свернула и поехала в ту сторону по узкой улице, вдоль которой стояли побитые машины и мрачные фургоны, – забитой, стиснутой со всех сторон. На тротуаре играли двое чернокожих мальчишек. Они посмотрели на нее, и она почувствовала, что краснеет: у нее нет права находиться здесь, она выехала за пределы своей территории.

Дорога петляла, поднималась мимо бесконечных рядов двухэтажных муниципальных зданий, голых металлических лестниц на верхние этажи. С балконов и окон свисали полотенца, простыни, нижнее белье; все это напоминало гетто.

Две башни теперь возвышались прямо перед ней, сооруженные из крошащихся бетонных блоков. Они тянулись к небесам, словно два гигантских мрачных надгробия.

Алекс вышла из машины, тщательно заперла ее и прошла в холл ближайшего здания. Почти все стекло одной дверной панели лежало на полу, а другая была открыта и заклинена навсегда. На стене аэрозольным баллончиком было крупными алыми буквами начертано FUCK. Стоял незнакомый неприятный запах.

Она посмотрела на список жильцов и сразу же увидела: Е. Нидхэм. Вспыхнули противоречивые чувства: пожалуй, ей было бы легче, не окажись там фамилии. Тогда можно было бы отложить все на потом.

Алекс вызвала лифт, громадная дверь открылась. Кабина больше походила на грузовую, чем на пассажирскую. «Сосите все» – художник с аэрозолем поработал и здесь. Алекс надавила кнопку третьего этажа, двери закрылись – медленно, рывками. Не разумнее ли было бы подняться по лестнице? Едва ощутимый рывок – и дверь перед ней поползла вниз, с почти мучительной медлительностью. В лифте пахло, как в общественном туалете. Вдруг Алекс, к своему ужасу, заметила рядом лужу мочи и подалась в сторону. Раздался щелчок, кабина дернулась – они проехали первый этаж.

Наконец кабина остановилась, и Алекс вышла в мрачный коридор с каменным полом. На стене она увидела выцветший аэрозольный медальон с призывом запретить бомбу, чуть дальше кто-то долотом выскоблил на стене слово «свиньи». Она остановилась перед квартирой 33 – синяя дверь с глазком, – поискала кнопку звонка, нажала, услышала рассерженный стрекот насекомого. Через несколько секунд раздался женский голос.