Софи Гид - Песочница

Я ждал дальнейших объяснений, но их пока не последовало. Я понял, что так больше ничего из них не вытяну и решил тогда подойти к проблеме с другой стороны:

– Расскажите мне о своём родственнике Ламаре, всё же я пришёл к вам узнать что-нибудь о нём. Мы до сих пор о нём так и не поговорили.

Номинальный глава семейства всё это время сидел немного поодаль, словно служил второстепенной декорацией; вот он встал, и подходя к темному серванту, стоявшему в глубине большой залы, налил из откупоренной бутылки коньяк в две маленькие толстостенные рюмочки, одну из которых принёс мне.

– Что вы на него напали? Мэтр приехал к нам за помощью, а вы спустили на него всех собак. Клара!

Мадам Сорель подождала, пока муж поднесет коньяк к губам, и начала медленно говорить:

– Мне вообще не о чем рассказать. Не так уж и часто мы общались. Когда умер мой брат, племянник Ламар со своей матерью вообще редко у нас бывали. Натан видел его иногда в порту или на пляже, сын бывало сталкивался с ним в городе. Я и с братом виделась весьма редко, он только один раз приглашал к себе в Париж.

– Вы были не в ладах с братом?

– Мы только назывались родственниками. Да, брат заходил к нам, когда приезжал в Биарриц. Изредка звонил. Мы отдалились, как только он покинул Биарриц. Зачем мы ему были нужны, если он в Париже катался как сыр в масле. У него там свой круг, не ровня нам, крестьянам. Он мог бы как-то и помочь нам, хотя бы нашим детям. Но такая мысль ему в голову не приходила, а мы не хотели навязываться. А племянник Ламар здесь не при чём – он сын своих родителей, – подвела итог отношений старушка с плохо скрытой обидой в голосе.

Как часто люди бывают разочарованы собственной жизнью на примере судьбы своих близких. Могу предположить, что мадам Сорель ни разу в жизни не пришлось на глазах мужчин выходить из морской пучины в мокрой одежде, облепившей скульптурные формы, как это проделывала Бриджит Бордо.

На стенах комнат этого дома не были вывешены почётные дипломы и сертификаты с перечислением научных регалий и благодарностей медицинских учреждений. Однако вот уже не одно десятилетие здесь царит атмосфера обиды за пренебрежительное отношение парижских родственников к его хозяевам. Их забыли под этой крышей, как заброшенные старые деревянные лыжи: на таких уже никто не катается. В крупных городах такого рода мысли трансформируются во что-то материальное, здесь же они просто хранятся в чуланах людских душ, покрываясь пылью и оттого становясь всё тяжелее для их хозяев.

– Так Ламар Эрсан бывал у вас?

– Крайне редко. Заезжал раз в год, старался быть обходительным, но и поговорить нам вместе было особо не о чем.

– А вы сами не намекали ему, что ждёте от него какой-то родственной помощи? – спросил я, осознавая, что вопрос поставлен коряво и Сорели могут попросту на него ничего не ответить.

– С какой стати? У нас с ним не было никаких совместных проектов, чтобы просить денег по-родственному. И нам хватает на жизнь – мы просто не тратим больше того, что можем заработать. У нас есть свои накопления, хотя и небольшие, – Клара Сорель умела сохранить лицо.

«Свои накопления» было сказано с чувством собственного достоинства, и я попытался зацепиться за него:

– Но вы знали о его накоплениях?

– Нам он ничего об этом не рассказывал. Должно быть, что-то получил от родителей, сам копил для будущей семьи и детей, но мы этим не интересовались.

– Дядя Ламар был особенным, – не выдержала вновь Полин Сорель. – Вот когда мой старший брат Квентин жил с нами, они вместе могли и поговорить, и поспорить о жизни. Они понимали друг друга.

– А в этот раз вы видели месье Эрсана?

– Нет, – покачала головой мадам Сорель. – Мы и не знали, что он в Биаррице. Только позавчера мы узнали о том, что же с ним случилось. В порту моему Натану уже намекали, что теперь нас ждёт богатое наследство. Так что наша семья под подозрением, нам и в полиции говорили. Всё выспрашивали, что нам известно о богатствах Ламара. Вы же тоже так думаете вместе с вашей заказчицей?

Я молчал, соображая, что на это ответить.

– Чтобы так предполагать, надо обладать какими-то фактами. Моя работа заключается как раз в том, чтобы наравне с полицией найти истинного виновника и уберечь этим остальных от оговора.

Клара Сорель, словно ожидая услышать именно такие слова, напустила на лицо маску некоей холодности. Спросить у них в лоб, где каждый из них был в ту злосчастную ночь, я не решался, иначе аудиенция была бы тут же прервана.