Нора Робертс - Одержимость

После второго свидания она вернулась домой и наглоталась таблеток. И проспала целых двенадцать часов.

Еще Наоми слышала, как дядя разговаривал с Гарри: они собирались сделать кое-какую перестановку, чтобы в их доме могли поселиться еще три человека. Наоми понравился Гарри — Гаррисон Доббс. Правда, ее порядком озадачило, что он не был белым. Хотя и чернокожим его не назовешь — лицо цвета карамели. Вроде той, какой покрывали мороженое. Наоми любила мороженое, но ей не часто удавалось заслужить подобное лакомство.

На этом карамельном лице особенно выразительно смотрелись ярко-синие глаза. Гарри был шеф-поваром. Как он доверительно объяснил Наоми, это такой человек, который готовит всякие вкусности. Мужчина на кухне был для Наоми в диковинку, но вскоре она привыкла, что Гарри каждый вечер сам готовит ужин. Он подавал на стол блюда, о которых она даже не слышала.

Вкусные и красивые, вроде тех, что показывали по телевизору.

Мейсону они купили Нинтэндо [1] Игровая консоль. , а ей с мамой подобрали несколько новых нарядов. Наоми даже решила, что могла бы пожить и в этом случайном доме, если бы Сет и Гарри остались с ними.

Как-то вечером, когда ее мама вернулась из тюрьмы, со свидания с отцом, они вновь поругались с Сетом. Наоми пугали эти ссоры: что, если дядя снова решит уехать от них?

— Я не могу вот так все бросить и уехать. Как я увезу детей от отца?

— Сьюзи, он никогда не выйдет из тюрьмы. И ты хочешь раз за разом таскать к нему детей? Зачем ты обрекаешь их на такую участь?

— Том — их отец.

— Твой Том — настоящее чудовище.

— Не смей так говорить о нем!

— Чудовище, и тебе это прекрасно известно. Сьюзи, ты нужна детям, так займись же наконец ими. Этот человек не заслуживает и минутки твоего времени.

— А как же брачный обет? Я поклялась любить, почитать и слушаться мужа.

— Он тоже клялся, но что толку? Господи боже, он изнасиловал, замучил и задушил больше двадцати женщин — и это лишь то, в чем он признался. Чем похвалялся на каждом допросе. Больше двадцати молоденьких девушек. Он мучил их, а потом приходил к тебе, в вашу общую постель.

— Хватит! Прекрати! Хочешь, чтобы я поверила в эти ужасы? И как мне жить с этим? Как мне жить дальше, Сет?

— У тебя двое детей, которым нужна мать. Я хочу помочь тебе, Сьюзи. Мы уедем туда, где дети будут в полной безопасности. Вы пройдете курс лечения у психотерапевта. Детей мы отправим в хорошую школу. Только не заставляй меня распоряжаться твоей жизнью, как это делал он. Я готов позаботиться о тебе и о детях, но ты должна вспомнить ту Сьюзан, какой ты была до замужества. Уверенную в жизни и в себе.

— Как ты не понимаешь? — Мольба в голосе матери была подобна открытой ране, которой не дано затянуться. — Уехать сейчас — значит признать, что все это правда.

— Так и есть. Он сам во всем признался.

— Его заставили.

— Хватит, Сьюзи, перестань. Твоя собственная дочь видела то, что он сотворил. Видела своими глазами.

— Она придумала…

— Хватит, Сьюзи.

— Я просто не верю… Ну как я могла ничего не заметить? Я прожила с ним почти половину своей жизни и ничего не видела. Как такое могло быть? Все эти репортеры, они кричали мне о том же.

— Плевать на репортеров. Завтра мы уедем отсюда. Ну, где же твой гнев, Сьюзи? Почему ты не злишься на него за то, что он сделал? За то, в какое положение он поставил тебя и детей? Надеюсь, рано или поздно ты сможешь встряхнуться, пока же постарайся просто довериться мне. Так оно будет лучше. Завтра мы уедем, и ты сможешь создать новую жизнь для себя и детей.

— Я даже не знаю, с чего начать.

— Начни собираться. Пусть это станет для тебя первым шагом.

Сет ушел, а мать продолжала плакать. Но в скором времени Наоми услышала хлопанье ящиков.

Похоже, она все-таки собирает вещи.

Утром они уедут. Уедут отсюда навсегда.

Закрыв глаза, Наоми мысленно возблагодарила своего дядю. Неделей раньше она спасла жизнь Эшли. И вот теперь дядя спасает ее саму.

В окрестностях Вашингтона Наоми прожила пять месяцев, две недели и пять дней. За этот небольшой промежуток времени она испытала столько взлетов и падений, столько радостей и горестей, что большая часть их давно выветрилась из ее памяти.

Ей нравился их дом в Джорджтауне. Нравились высокие потолки и яркие краски, уютный задний дворик и фонтан с небольшой запрудой.

Большой город покорил ее воображение: Наоми могла часами сидеть у себя на подоконнике, разглядывая бесконечный поток машин и прохожих. Комната ей досталась просто замечательная. Здесь был шкаф вишневого дерева — настоящий антиквариат, а не какая-то там развалюха — с большим овальным зеркалом, тоже обрамленным вишней. В распоряжении Наоми оказалась двуспальная кровать — роскошь, о которой она и не мечтала. Постельное белье было мягким и шелковистым. Укладываясь спать, она легонько водила пальцами по подушке — безмолвная колыбельная, неизменно погружавшая ее в дрему.