Татьяна Устинова: Земное притяжение

— И это знаю, миленькая, к родственникам мотаешься, дай Бог им здоровья, чтоб реже болели!.. Но потерпи ты ещё, не рви из меня жилы! Придёт время, построим и мы больницу!

— Клуб вы построили, — не глядя на него, буркнула Джахан. — Жилы не порвали. Возле клуба каждый выходной пьянки. А на больницу средств нет.

…Всё она понимала! Понимала, что не построит председатель больницу, особенно сейчас, осенью. Понимала, что деньги нужны, а их, как всегда, нет. Понимала, что разговор этот ничем не закончится — поговорят и разойдутся.

Но её бесили всегдашняя безалаберность и ничегонеделанье!.. Никто ни за что не возьмётся, если есть возможность не браться!.. Председатель, случись что с его супругой или великовозрастной дочкой, вертолёт как пить дать добудет — в леспромхозе или у эмчеэсников! А на остальных ему наплевать. Есть Джахан — лекарка, — она что-нибудь придумает, полечит как-нибудь. Когда она в мае вернулась с задания, почтовый ящик у неё на заборе был забит бумажками с разнообразными просьбами и обращениями. Люди приходили из дальних сёл, не зная, что её нет, и оставляли записочки, надеясь, что она вернётся, прочитает и поможет!.. Всё лето она верхом объезжала больных — и здоровых тоже! И не ко всем успела — мальчишка умер от заражения крови, охотник от воспаления лёгких. А ничего не нужно было делать, только вовремя антибиотик дать!

Особенно жалко было мальчишку — Джахан хорошо его знала. И родителей его, сильных, здоровых людей, словно двужильных! Страшного ничего не случилось, распорол ногу, подумаешь, дело! Какой-то мерзавец с обрыва в реку сбросил старые тракторные цепи, ребята купались, прыгали, вот один и напоролся. В рану попала зараза, и парень умер.

Её бесила непроворотная безысходность, как будто чугун варили в бочке на костре, и сколько ни подбрасывай дров, никак его не разогреть, не заставить кипеть. Вон председатель толкует про интернет и лёгкую жизнь, о которой все мечтают, но никакой лёгкой жизни не было и в помине. Есть тяжёлая, безденежная, трудовая жизнь, и радостей в ней никаких нет, кроме пьянки возле клуба!..

Джахан старалась изо всех сил, но её стараний было недостаточно!

— Ты, Бухтеевна, на нас, на советскую власть, не серчай, — продолжал председатель, успокоенный её молчанием. — Дай срок, всё будет, и больница тебе будет, и это самое оборудование!.. Мы тоже тут не просто штаны протираем. Вон котельную новую сдаём к зиме, сама знаешь, каковы у нас тут климаты! Старая бы как пить дать встала, а мы новую котельную!.. Не серчай, Бухтеевна.

— Бахтаева, — неизвестно зачем поправила Джахан и поднялась. — И советской власти давно нет. Отстали вы от жизни, Юрий Петрович. А я в область напишу. И в Москву тоже. Так и знайте.

— Так я и сам каждый божий день пишу, — заныл председатель. — Где Москва эта!.. Кому мы там нужны, в Москве?.. Вон телевизор показывает, оне там плитку поперёк тротуаров ложат, а в прошлом годе вдоль ложили, теперь перекладывают! И ярмарки кругом ладят. То цветы, то мёд, то ещё чего. Не до нас им.

Джахан выбралась на улицу — солнце почти закатилось за дальние горы, — вдохнула полной грудью, накинула меховой капюшон и натянула рукавицы. Настоящих морозов ещё ждать и ждать, но по вечерам было уже прохладно, инеем покрывались жухлая трава, лавочки возле правления и дальние скалы.

Впрочем, это называлось никакое не правление, а «управа сельского поселения».

Председатель — глава сельского поселения то есть — из окошка второго этажа смотрел ей вслед, попыхивал трубкой и, когда она оглянулась, помахал рукой.

Джахан не стала махать ему в ответ.

Село было большое — триста дворов, — и в каждом не одна душа и не две, а человек по девять!.. Здесь, в алтайских сёлах, всё ещё жили большими семьями, с престарелыми родителями и взрослыми детьми, внуками и незамужними племянницами.

Джахан шла и размышляла: вроде и работа есть — почти все односельчане трудились в мараловых заповедниках, в пекарне, в котельной, очень хорошая работа, выгодная. И денежки платят — и пенсионерам, и учителям, и почтальонам, всем, кто на государство работает — понемногу, но платят!.. Алтайцы, коренное население, разобрав выделенные гектары, снова принялись разводить скот — местные молочные породы когда-то знамениты были не только в России. Всё есть, только жизни нету. Вот почему так получается?..

С ней кто-то поздоровался, и она поздоровалась в ответ.

Жизни нет, а есть беспросветная борьба за существование. Праздников нет, а есть одна безобразная пьянка и поножовщина. Медицины нет, а есть её, Джахан, аварийный чемоданчик — на все случаи.