Татьяна Устинова - Земное притяжение

— Как?!

— Ну, наряды у неё такие, как леопард, пятнистые, это когда-то считалось модным. Она Петру Сергеевичу прямо с порога говорила: я за новой порцией! И ей выносили пять любовных романов. Там на обложке всегда корсар обнимает полуголую пастушку.

— Пастушку? — переспросил Макс.

— И девица в леопарде рассматривала обложки и говорила, что нарисовано прям с неё, и написано тоже о ней! — Елизавета засмеялась. — Пётр Сергеевич всегда с ней так уважительно разговаривал и всё о любовных романах! Он даже жалел её, говорил, что она ни в чём не виновата, а виноваты девяностые годы, переводная макулатура и школьная программа по литературе, Пётр Сергеевич считал, что она чудовищна! А потом оказалось, что леопардовая — подружка какого-то бандита, и я подумала: может, Пётр Сергеевич из-за бандита так вежливо с ней разговаривал? И вы знаете, — Елизавета посмотрела на Макса, — теперь мне стыдно.

— Ваш Пётр Сергеевич был большой оригинал, — пробормотал Макс. — И, должно быть, просветитель! Никогда не слышал, чтоб подружки бандитов ходили в библиотеку, хоть бы и за любовными романами!

— А вы многих знаете? Подружек?

Макс улыбнулся:

— Как вам сказать…

— Ну, эта, видимо, какая-то особенная. На мотоцикле катается. Однажды мимо меня пролетела, напугала до смерти! Они так ездят страшно, эти мотоциклисты!

Макс посмотрел на безмятежную Елизавету.

…Нужно быть аккуратным и хладнокровным. Ты ничего о ней не знаешь, и ты на службе! С каких пор тебе нужно об этом напоминать? С сегодняшнего утра?!

Джахан сказала: будь осторожен, ты сказал ей, что всегда осторожен, а она стареет. Может, и ты стареешь тоже? Тебе понравилась девушка, и ты раскис?..

Мы считали, что профессионал действует в рамках понятной логики и законов нашей службы, и не учитывали, что возможен сбой. А он возможен — в любую секунду.

Вот так зайдёшь ни с того ни с сего в старый дом с продуваемым насквозь подъездом, поднимаешься по ветхой лесенке, позвонишь, и девушка откроет дверь. И всё.

— И любовные романы, и мотоцикл, — сказал Макс Шейнерман шутливо. — Как в кино. А почему она вас напугала? Она ехала по тротуару? Нарушала правила уличного движения?

— Вот вы смеётесь! Нет, я дорогу переходила как раз напротив библиотеки, а этот мотоцикл нёсся! Как она меня объехала, уму непостижимо, правда, словно в кино. Мне показалось, что она в библиотеку ехала, но увидела меня и решила напугать.

— Даже так?

Елизавета кивнула.

— Откуда вы знаете, что это леопардовая девица? Она без шлема была, что ли?

— В шлеме, — сказала Елизавета.

— Тогда как вы её разглядели?

Тут она страшно удивилась:

— Слушайте, мне это и в голову не пришло! Я почему-то сразу поняла, что это она, но вот… почему?

Она вытащила у Макса руку и энергично потёрла нос.

— Кожаная куртка, сапоги, всё как положено… И шлем, точно шлем был! Сидела она по-женски, мужчины совсем не так сидят…

— А как сидят мужчины?

— Вы не обращали внимания? Женщина всегда сидит, вцепившись в руль, а мужчина свободно! И в машине, и на мотоцикле. Мужчина едет просто потому, что едет, а женщина делает важное дело — едет! Понимаете?

Макс сказал, что понимает.

— Но это точно была она! А, ну, конечно!.. У неё из-под шлема торчал хвост, а на хвосте заколка. Как раз леопардовая, со стразами! На солнце сверкала.

Тут Елизавета широко улыбнулась, потому что важное дело было сделано — она вспомнила! — и можно было заняться не менее важным делом, прогулкой с кавалером.

— Вы наблюдательная.

— Не всегда. Вообще-то я рассеянная. Особенно если попадается интересная книжка. В детстве я сто раз зачитывалась и опаздывала в музыкальную школу.

— Я тоже, — сказал Макс. — Зачитывался и опаздывал.

— Вы ходили в музыкальную школу?

— Конечно. Как любой ребёнок из хорошей семьи.

— Сольфеджио — это ужас, — вздохнула Елизавета.

— Ужас, — согласился Макс. — Почему вы не остались в Москве после университета?

Она пожала плечами, и он снова взял её за руку.

— Мне как-то никогда не хотелось навсегда уехать из Тамбова. И я была уверена, что найду здесь работу. Ладно, пусть три работы, но с голоду точно не пропаду. Здесь все, вся семья, а я одна не могу, не умею. И потом в Москве таких, как я, пруд пруди, а здесь я штучный товар!

…Если окажется, что Елизавета Хвостова, штучный товар, мой враг, я застрелюсь.

— Мне город очень нравится, — продолжала она. — И всегда нравился. Зимой сугробы, летом теплынь. Весной сады цветут, осенью листья шуршат. Из театра домой я всегда пешком хожу, здесь всё близко. И работы у меня хорошие, все три! На телевидении интересно и весело, там все полоумные, вы обратили внимание?