Елена Арсеньева - Мудрая змея Матильды Кшесинской

Потом достал из большой пластиковой упаковки бутылку воды и еще одну подал Алене:

– Здесь надо много пить. Большая потеря жидкости от жара печи!

Алена попила, собираясь с мыслями и, честно говоря, набираясь храбрости, но Жак заговорил первым:

– Хотите, прямо сейчас сделаю для вас какую-нибудь игрушку? Но забрать ее вы сможете только завтра, когда остынет.

– Конечно, хочу, – радостно кивнула Алена.

– Что именно?

– Если можно, вашу фирменную свернувшуюся змейку, – с невинным видом заявила она. – Но вы можете сделать ее поменьше, а внизу прикрепить булавку, чтобы ее можно было носить как брошку?

– Конечно, – спокойно кивнул Жак. – Мне не раз приходилось делать такие брошки. Обычно я украшаю их стразами, но сейчас запас иссяк. Могу раскрасить, будет так же красиво.

– Не надо раскрашивать, – сказала Алена. – Пусть останется прозрачной. Только я хочу… – Она сдернула с пальца золотое колечко с тремя маленькими камушками: двумя бриллиантами и сапфиром, которое носила уже лет двадцать не снимая как память о своей прошлой жизни. – Понимаете, это подарок одного человека… я не хочу больше его носить, но хочу, чтобы оно сохранилось внутри стеклянного изделия. Это будет очень оригинально, правда?

– Оригинально, но нереально, – процедил Жак, взглянув на Алену исподлобья.

Она и сама знала, что это нереально, потому что прочитала об этом в интернете, однако сейчас требовался точный и подробный ответ. Пришлось сделать большие глаза и воскликнуть недоверчиво:

– Почему? Я ведь видела броши, кулоны, кольца из янтаря: в них помещаются листочки, жуки, другие насекомые…

– Да, знаю. – Жак кивнул, не отрывая глаз от лица Алены. – Это называется инклюз. Но камешки, листики и насекомые, однажды увязнув в смоле, покрывались новыми ее слоями постепенно. Вы же предлагаете погрузить кольцо в стеклянную массу как минимум тысячеградусной температуры. Позвольте-ка.

Он взял у Алены перстенек:

– Это натуральные камни? Золото или подделка?

– Обижаете, – фыркнула Алена. – Само собой, чистое золото, 750-я проба, и камни натуральные.

– Возможно, это не сапфир, а корунд, но, в принципе, все бывает, – пробормотал Жак, поднося кольцо ближе к глазам.

– А что, будь это стекляшки, они бы сохранились? – спросила Алена наивно как могла.

– Разумеется, нет, – усмехнулся Жак. – Стекляшки расплавятся и бесследно исчезнут в массе, просто-напросто смешаются с ней. Разве что синее стекло оставит легкий оттенок, только и всего.

– А медь? – напряженно спросила Алена. – С ней что случится?

– Медь – тугоплавкий металл, но и ей довольно тысячи градусов, чтобы внутри изделия растеклись красноватые полосы, напоминающие тонкие ленты. Если изделие равномерно покачивать, рисунок этих полос может оказаться довольно оригинальным.

Красноватые полосы от меди, а стекляшки расплавятся…

– А если золотое изделие опустить в стекло?

– Температура плавления золота лишь немногим выше, чем меди. Картина будет похожей, разве что цвет полос изменится. Они окажутся золотистыми. Но совершенно чистое золото в ювелирных изделиях не используется: оно слишком мягкое. 750-я проба означает, что содержание золота – 75 процентов, а все остальное лигатура – сплав серебра, платины, меди и никеля. Какие-то волокна никеля и платины могут и сохраниться, но серебро тоже разойдется на нити.

– Вы меня практически отговорили, – рассмеялась Алена. Как сказал Маршан? «Он изготовил копию той безделушки, которую делала Катрин, – свернувшейся змейки. Правда, гораздо большего размера, и не с блестками, а с яркими золотыми полосами внутри. Еще он добавил внутрь каких-то мелких светлых камушков и один большой серый непрозрачный камень».

Яркие золотые полосы – это потому, что та драгоценность была, конечно, изготовлена из червонного золота, то есть самой высокой, 900-й пробы. Алена успела выяснить в Интернете, что в червонном содержится 90 % чистого золота, а лигатура – это 4 % серебра и 6 % меди. Но если в сплаве уменьшить содержание меди до минимума – до 1 %, то золото 900-й пробы станет ярко-желтого цвета.

Так, с золотом разобрались. А что случится с камнями, попавшими в раскаленную стекломассу? Узнать это из Интернета Алена просто не успела.

– Я где-то читала, – глубокомысленно изрекла она, – что алмазы при нагревании превращаются в графит. Неужели мой бриллиантик сделался бы внутри стекломассы черным угольком?

– Алмаз растворяется лишь в расплавленном металле или в расплавленной горной породе, – сказал Жак. – В обычном пламени он не горит, только при температуре 800 градусов, да и то под струей кислорода или в смеси с селитрой. А чтобы алмаз вернулся в состояние графита, необходимо сверхвысокое давление. Вообще же алмаз плавится при температуре около четырех тысяч градусов. Стекломасса до такой степени не нагревается. В ней алмаз так и останется прозрачным камушком – другое дело, что его может быть трудно разглядеть внутри прозрачного стекла.