Ольга Ракитина - Маятник

Далее Карабчевский указал на вздорность рассуждений Сорокина о том, что малое количество крови на месте происшествия свидетельствует о первоначальном удушении Сарры и последующем нанесении нескольких ударов по голове.

Сорокин признал, что не присутствовал при осмотре ссудной кассы Мироновича во время составления официального протокола осмотра места происшествия, а потому не мог делать заключений об обильном либо, напротив, слабом истечении крови из ран. Протокол же вскрытия тела погибшей, составленный доктором Горским, не давал исчерпывающего ответа на вопрос о величине кровопотери девочки. В силу этого все логические изыски Сорокина мало чего стоили.

Обвинитель, выведенный из себя жесткими формулировками Карабчевского, обратился к председательствующему судье с просьбой «остановить защитника».

После того как Карабчевский уступил место прочим защитникам, вышел ещё один весьма живописный казус. Защитник Семёновой с самым простодушным видом задал вопрос:

— Как вы считаете, господин профессор, могла ли моя подзащитная, — он указал рукой на Семёнову, — осуществить убийство в тех условиях и при той обстановке, какие заключаются в подробном описании Семеновой после признания, что она — убийца?

Вопрос был коварным, как говорится, «с подкладкой», и Шумилов это сразу же почувствовал. Было очевидно, что Сорокин как эксперт-патолог мог говорить только о результатах анатомического исследования тела Сарры Беккер. Анализ показаний Семёновой не мог входить в его компетенцию. Строго говоря, эти показания ему даже не должны были быть известны. Но признать, что он чего-то не знает, было явно выше сил велеречивого профессора. Он, видимо, так увлекся ролью «изобличителя насильника-убийцы», что не почувствовал подвоха и безапелляционно заявил:

— Твердо убежден, что по своим физическим качествам и бессилию, в каком Семёнова находилась в то время, она не годилась в убийцы и не могла совершить преступления даже над таким слабосильным существом, как Сарра Беккер.

— Па-азвольте, — подскочил со своего места Карабчевский. — Протестую против бездоказательных заявлений эксперта! Прошу занести в протокол, что в деле не содержится никаких указаний на истощенность Семёновой или её выраженную болезненность в момент совершения преступления. И вы, профессор, насколько я знаю, никогда не обследовали Семенову.

Шумилов потирал от удовольствия руки. Карабчевский был очень хорош, просто блистателен, спуску противнику не давал, использовал любой шанс для его дискредитации. Он демонстрировал то, что неофициально называется «жесткой защитой». И делал это прекрасно.

Перекрестным допросом Сорокина закончилось вечернее заседание. Был объявлен перерыв до следующего утра.

Кульминацией следующего заседания явился допрос доктора Горского, привлеченного обвинением в качестве свидетеля. Очевидно, помощник окружного прокурора Дыновский рассчитывал подкрепить таким образом экспертизу Сорокина, «смазанную» адвокатами. Горский явно нервничал и не знал, как себя вести. Вместо того чтобы защищать собственную работу. Горский в самом начале заявил, что он «полностью солидарен с экспертизой профессора Сорокина». Это был очевидный ляп, поскольку Горский не присутствовал на предыдущем заседании суда и не слышал заключение Сорокина, а мог судить о нем только по пересказам. Кроме того, доктор совершенно упустил из виду то обстоятельство, что экспертиза профессора прямо противоречит его собственному заключению. Причем Сорокин весьма пренебрежительно характеризовал проделанную Горским работу. Вряд ли эта критика была объективной, и Горский должен был защитить свою профессиональную репутацию. Однако врач оказался до такой степени деморализован происходящим, что полностью отказался от борьбы и склонил голову перед авторитетом профессора Сорокина.

Шумилов помнил, что в протоколе вскрытия тела Горский констатировал гибель Сарры Беккер от асфиксии, хотя и признавал один из ударов в правый висок безусловно смертельным. Если бы не удушение, она скончалась бы от ранения головы, но, вероятно, только спустя какое-то время. Теперь же Горский называл главной причиной смерти ранение головы, а попытку удушения Сарры классифицировал как второстепенное воздействие. Хотя удушение жертвы и было доведено до второй степени асфиксии, сама по себе такая степень не являлась смертельной.

Таким образом, Горский впал в очевидное противоречие заключению, которое готовил сам, а вместе с ним и еще три специалиста, осуществлявшие вскрытие тела.