Андрей Быстров - Странники в ночи

Записка содержала всего две строки - размашистым, уверенным почерком.

ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО НУЖНО СДЕЛАТЬ

У ТЕБЯ ОСТАЛОСЬ 15 ДНЕЙ

Аня как стояла, так и села - благо, кресло было неподалеку. Она зажмурилась, потом открыла глаза - перед ней по-прежнему расплывались на тетрадном листе нелепые, абсурдные строки.

"Ты знаешь, что нужно сделать"... Да что же, во имя всего лучшего и худшего?! "Осталось 15 дней"... До чего, до какого события осталось пятнадцать дней? Абсолютный бред. Но тот, кто принес эту записку, очевидно знал, что он имеет в виду, и более того - предполагал, что и Аня знает или способна догадаться.

Прижав ладони к вискам, Аня с минуту сидела неподвижно. Так... Нужно попробовать применить логику - или тут важнее интуиция? Но интуиция, когда она ещё сработает... Может быть, никогда.

Эта записка может вообще не иметь постижимого значения, как побочный результат игры стихийных сил того же RX. Но то, что не обладает разумом в традиционном понимании и человеческим обликом, уж наверное не обладает и фломастерами, и тетрадными листами... А впрочем, почему бы и нет, ведь Ане ничего не известно об этих силах. Такая интерпретация записки, однако, ни к чему толковому не приводит, и лучше забыть о ней, раз ей нельзя воспользоваться.

Другое предположение, придерживаться которого гораздо разумнее практически - автор записки хочет чего-то добиться от Ани. Но почему в таком случае он прямо не написал, что ему нужно? Здесь существуют две возможности. Первая - он ошибочно считал, что записка будет ясной для Ани, переоценивал её осведомленность о каких-то ведомых ему вещах. Вторая - в его намерения входит, чтобы Аня сама разгадала смысл послания. Тогда он должен был оставить подсказку, намек...

Аня развернула бумажный лист, осмотрела со всех сторон. Ничего, кроме крупных букв, написанных просочившимися сквозь бумагу красными чернилами для фломастеров. Стоп, а вот эта дрянь, насыпанная сверху, нет ли в ней какого-нибудь указания? Она прикрывала записку так, что были видны лишь отдельные буквы. Не составляли ли эти буквы ключевого слова? Если так, поздно. В раздражении Аня разметала сор по крышке журнального столика... Но можно ещё посмотреть, что это за сор.

Низко склонившись над столом, Аня рассматривала в отдельности каждый хрупкий, мертвый тополиный лист, каждую щепочку и веточку, каждый иссохший мушиный трупик. Она заметила и несколько серых камешков, и мелкие осколки стекла, и разломленную пополам пустую коричневую оболочку куколки, давней колыбели бабочки... Если тут что-то и есть, для ответа необходимо настоящее озарение. А пустые гадания - это вроде попыток произвольно подобрать на клавиатуре компьютера пароль к закрытому файлу. Безнадежно.

Аня выпрямилась. Записка выпала из её рук, скользнула по воздуху на стол и встала там домиком, буквой "Л". Она была похожа на игрушечную палатку, поставленную ребенком - белая бумажная палатка с мирными, забавными красными украшениями. Налетевший из окна порыв ветра поколебал её, но не опрокинул. Так и осталась стоять на столе белая палатка - знак того, что отныне жизнь Ани будет подчиняться этому непонятному отсчету, знак Дня Первого.

41

На второй день Аня решила пойти на работу - ей претила мысль оставаться одной в оскверненном доме. Она подумала о том, что кто-то может посетить квартиру в её отсутствие... Но этот кто-то вполне мог явиться и если Аня не уйдет, и такая перспектива выглядела намного страшнее.

Поплавский встретил её с удивленной улыбкой.

- Так быстро поправились, Анечка?

- Не то, чтобы поправилась, - смущенно сказала Аня, - но чувствую себя неплохо, стыдно дома сидеть.

- Ну, что же... Может быть, зря не отлежались, да вам виднее.

Работа у Ани шла из рук вон плохо. Она делала досадные ошибки в простых документах, не сразу замечала их, а иногда не замечала вовсе, отдавая нотариусам распечатки с ошибками. Поплавский качал головой, Соловьева поджимала губы, и приходилось переделывать.

К обеденному перерыву у Ани так разболелась голова, что бело-голубоватое рабочее поле экрана (она сама подбирала этот цвет, приятный для глаз) казалось ей чуть ли не темно-красным. Пришел очередной клиент с бумагами какой-то фирмы, долго объяснял, что нужно сделать, а она безучастно смотрела на монитор.

Черные буквы дрожали на экране, словно намеревались сорваться с мест и осыпаться. Системный блок гудел не тихо и умиротворяюще, как всегда, а угрюмо и даже злобно, зеленые огоньки принтера наливались агрессивной яркостью.