Андрей Быстров - Странники в ночи

В книжный магазин она вошла смело, лишь немного замешкалась там, где прежде находилась граница теплового барьера, теперь исчезнувшего. За прилавком Кассинского стояла девушка, ничуть не похожая на серийных фризоидов Айсвельта. Аня не сомневалась, что на расспросы о Марке Абрамовиче ей ответят одно: такой никогда в магазине не служил. Она и спрашивать не стала - повернулась и вышла.

Домой она не торопилась - ей доставляло физическое наслаждение идти по улице, греясь в солнечных лучах. Деревья, здания, машины, автобусы, собаки, воробьи - все это принадлежало ЕЕ миру, все было исполнено приветливости, все радовало. Так бывает, когда замкнувшийся в своих сложностях человек неожиданно сталкивается с чем-то значительно худшим и по счастливому стечению обстоятельств от этого худшего избавляется. Привычные, как хроническая зубная боль, проблемы при таком повороте судьбы не пропадают и не испаряются, но если вам повезло уцелеть в авиакатастрофе, какое-то время вы будете просто радоваться жизни.

На детской площадке рядом со своим домом Аня присела на скамейку. В приоткрытой двери подъезда кружились лиловые сумерки. Само по себе это не обеспокоило Аню - когда с яркого солнца смотришь вглубь сравнительно скупо освещенного помещения, оно выглядит темнее, чем есть на самом деле. Но эти сумерки... Они были ЖИВЫЕ. Они именно кружились, и не так бессмысленно, как кружатся сухие листья в воздушных воронках у обочин тротуаров. В их медленном круговом движении (да можно ли говорить о ДВИЖЕНИИ СУМЕРЕК?! Но Аня чувствовала его...) угадывалось напряженное томление затаившегося живого существа. Этот лиловый полумрак словно был нематериальным, размазанным в пространстве спрутом, раскинувшим чернильные щупальца концентрированной тьмы в обманчиво-ленивой готовности к нападению.

Аня встала, инстинктивно попятилась. "Переменчивых ликов RX бесконечно много", - вспомнилось ей. Но нет, какое-то шестое или седьмое чувство подсказывало, кричало: если этот шевелящийся сумрак и связан с Измерением RX, то отдаленно. Его не нужно бояться, здесь и сейчас он не опасен, как бы ни стремились к тому глубинные побуждения управляющей им злой силы.

Стоило Ане шагнуть к подъезду, как сумеречный спрут сжался и метнулся мимо неё на улицу, пульсируя и растворяясь бесследно в солнечном потоке. Перед тем, как он окончательно перестал быть виден, Ане почудилась тень человеческой фигуры, и даже знакомой - но так, как знакомы персонажи скверного фильма, просмотренного в кинотеатре лишь до половины.

Когда Аня отперла дверь, дуновение сквозняка пронеслось по прихожей. Странно, ведь все окна закрыты... Оставив сумку на тумбочке, Аня прошла в комнату.

Рама одного из окон была распахнута настежь, а журнальный столик придвинут к подоконнику. На столике белел лист бумаги, прижатый пустой чашкой.

Подобно шпиону, высматривающему следы тайного обыска, Аня огляделась. Все как будто на своих местах, ничего не тронуто... Только окно и журнальный столик, к которому не хотелось подходить. Однажды знакомые Ани рассказали ей об ощущениях, испытанных после того, как они возвратились домой и обнаружили, что их квартиру обчистили воры. Не жалко было вещей и денег, да и украли не так много... Но дом, их дом, стал сиротливым, печальным, оскверненным, полным укоризны, потому что там хозяйничали чужие.

Похожее состояние завладело и Аней, но к нему примешивалось ещё что-то, свербящее раздражение по некоему конкретному поводу. Спустя секунду Аня поняла, в чем дело. Уходя, она не выключила телевизор - ей хотелось, чтобы её встретило привычное, наполнившееся теперь новым смыслом мелькание картинок за стеклом. Но сейчас телевизор молчал, и экран был пустым и серым. Кто бы ни побывал здесь, он заботливо подумал о том, чтобы выключить телевизор... И вот эта непрошеная забота - издевательская, машинальная или невесть какая другая - разозлила Аню совершенно. По причине, непонятной ей самой, она спокойнее перенесла бы полнейший разгром в квартире, чем это молчание выключенного телевизора.

Аня подошла к журнальному столику. На тетрадном листе в клетку, сложенном вдвое, было что-то написано красным фломастером, но Аня не смогла прочесть текст записки сразу. Сверху на листе валялись высохшие листья, какие-то темные пыльные щепки, тонкие веточки, дохлые мухи и прочий сор. Нетерпеливым движением Аня выдернула лист из-под чашки, и украшавший его натюрморт разлетелся по полированной крышке стола.