Патриция Вентворт - Шестое чувство

Меада кивнула. Какой-то момент она не могла вымолвить ни слова. Страшная картина возникла у нее перед глазами: ночной мрак, шум, раздирающие слух скрежет и треск, хлещущая вода, все прибывающая и словно поглощающая их, Жиль берет ее на руки, сажает в лодку. Меада сказала:

– Вы посадили меня в одну из лодок.

– Вы не пострадали?

– У меня была сломана рука и еще несколько ребер. Но теперь все зажило.

– Точно?

– Да, все в порядке.

Они взглянули друг на друга. В воздухе повисла тишина. Когда тишина стала невыносимой, он произнес:

– Насколько хорошо мы знали друг друга, Меада?

Она закрыла глаза. Длинные ресницы едва не касались ее щек. Целых три месяца она не слышала как он называет ее по имени. Когда она видела его во сне, он всегда молчал. А сейчас он разговаривал с ней, словно чужой человек, и это по-прежнему причиняло ей боль. Он проговорил быстрым встревоженным голосом:

– Вы выглядите все еще неважно. Может, вас проводить? Куда вы хотите, чтобы вас отвезли? Надеюсь, вы не потеряли сознания?

Ресницы взлетели вверх. Меада взглянула на него. Ей было больно. Она почти прошептала:

– Нет, не потеряла, если вам может чем-нибудь это помочь. Полагаю, мне лучше поехать домой.

Они попрощались на ступеньках перед домом Ванделера, такси дожидалось его на улице, на той стороне, где тянулась густая аллея в викторианском стиле. На улице было еще светло, хотя день уже погружался в сумерки, серые сумерки – без яркого света, блеска и без солнца. Ночью, вероятно, опять будет туман. На душе у Меады было так же сумрачно и смутно, она так устала, что едва держалась на ногах. Потрясение от встречи с Жилем, последовавшее вслед за тем открытие, что она совершенно забыта, вызвало у нее настроение, ничем не отличающееся от вечерней погоды – серой и безрадостной. Они встретились, сейчас они попрощаются друг с другом и, возможно, больше никогда не увидятся снова. Боль от осознания всего этого разорвала сумрак, окутывающий ее душу, и пронзила Меаду. Вполне вероятно, что он сейчас уедет, вернется на службу и даже не вспомнит об их встрече. Ведь если на это взглянуть его глазами, то, конечно, все выглядело довольно странным. Она должна учитывать это: он ничего не помнит, он для нее чужой человек и вдруг сталкивается с глупенькой, слабонервной девушкой. Мужчинам не очень-то нравятся девушки, которые плачут и падают в обморок. Но Жиль был добрым. Она знала, что по натуре он очень добрый, он помогал пожилым уставшим леди и брошенным собакам, но даже такой человек вряд ли станет лезть из кожи ради жалкого слабонервного создания, а постарается поскорее от него избавиться. Итак, она сказал ему ДО свиданья. Она не должна плакать, не должна потерять сознание. Она должна с достоинством пройти сквозь это.

Она протянула ему руку, и он взял ее. Затем, взяв ее за вторую руку, он пожал их вместе. Руки у Жиля, как и раньше, были крепкими и теплыми. Он заговорил серьезно, делая между словами паузы, как будто желая показать силу своего чувства, скрываемого за его словами.

– Это… все неправильно… нам не следует так прощаться. Вы обиделись, вам больно. Мне бы не хотелось каким бы то ни было образом причинять вам боль. Пожалуйста, не обижайтесь. Позвольте мне теперь уйти, чтобы немного привести свои мысли в порядок. Мы оба ошеломлены случившимся. Какой у вас номер телефона?

Как это было характерно для Жиля. Вовремя спохватившись, она подавила смех, чтобы не обидеть его.

– Вы спрашивали его у меня в Нью-Йорке, при нашей первой встрече.

– Я так и предполагал. Вы не дадите мне его?

– Конечно, дам.

– Да, вы это делаете уже дважды. Так какой же он?

Она назвала номер, и он записал его, точно так же он поступил и в первый раз. Правда, сейчас у него была совершенно новенькая записная книжка. Старая книжка должно быть утонула в Атлантическом океане вместе с ее телефонным номером, номер, конечно, смыло морской водой, точно так же, как смыло в памяти Жиля всякое воспоминание о ней.

Он положил книжку в карман и снова взял ее за руки.

– Мне пора идти, но я вам позвоню. Вы не против?

Нет, Меада была не против. Так она и ответила ему.

Он еще немного постоял, затем развернулся и пошел к дожидавшемуся его такси. Гравий возле дома радостно хрустел под его ногами.

Меада проводила его взглядом. Если он собирался ей позвонить, тогда это не было прощанием. Ее сердце вновь согрелось надеждой. Она поднялась на лифте на второй этаж, вышла и повернула к квартире № 3. Придется все сообщить тете Мейбл, и чем скорее, тем лучше. Как бы ей хотелось, чтобы она никогда и никому не рассказывала о Жиле. Но когда ты лежишь совершенно разбитая в больнице, когда тебя навещает очень добрый дядюшка, а тебе надо узнать о судьбе Жиля, разве могло произойти иначе? Дядя Годфри был сама доброта, но, конечно, он обо всем рассказал тете Мейбл, а уж та разнесла эту новость всюду, где только можно. Теперь ей надо было сообщить тете Мейбл, что Жиль жив, но забыл, кто она такая, так что вряд ли возможно считать их помолвленными. Придется пройти и через это.