Елена Арсеньева - Твой враг во тьме

Потом кинулась по комнатам. Сгребла в сумку свои документы, сережки, колечки, бросилась в спальню родителей. Смела что-то с маминого комода и остановилась, пытаясь вспомнить, где лежат родительские документы, бумаги на квартиру, а также за которой из двух десятков картин, развешанных по стенам, оборудован тайничок с семейной заначкой. Помнится, мама что-то такое говорила, но у Лёли вечно в одно ухо влетает, в другое вылетает. Она всегда утверждала, что столько картин в квартире – это ненормально, у них же не музей! Да и была бы там хоть приличная сумма спрятана, а то смех один. Но все-таки!..

И тут у Лёли голова пошла кругом. А книги? А эти самые картины, столь любимые матушкой, – да она ведь не переживет, если их лишится! И как же компьютер со сканером, носильные вещи, посуда, мебель? А сама квартира?! То есть им, Нечаевым, негде будет жить? У них, правда, был домишко в Доскине, но Лёля не хотела жить в деревне, ее туда и летом-то на выходные палкой не загонишь, а сейчас уже зима на носу!

Лёля стояла посреди комнаты, в буквальном смысле схватившись за голову. Картины, туфли, рубли и доллары, ее новый итальянский костюм, мамина дубленка и отцовский ноутбук, четырехтомник любимого Даля, Пушкин и «Мастер и Маргарита», китайский бабушкин ковер и ванильный зефир – все это кружилось перед глазами каким-то жутким огненным колесом. Кажется, она даже всплакнула, оказавшись перед неразрешимой проблемой: что спасать первым делом. И уже кинулась снова к телефону, чтобы позвонить маме на кафедру и спросить совета, как вдруг неведомая сила заставила бросить трубку, принюхаться – и снова ринуться на четвертый этаж.

Может, судьба надорвала животики от хохота, глядючи на Лёлю, и поэтому у нее в голове забил слабый родничок разума? А может быть, до нее наконец-то дошла простая и очевидная несуразица: дым-то она видит, но дымом почему-то не пахнет!

Короче, Лёля скатилась по лестнице, позвонила в дверь… и та волшебным образом распахнулась после первого же, еще совсем слабенького курлы-курлы.

– Лёлечка! – тоненьким голоском воскликнула стоявшая на пороге Александра Герасимовна, почему-то красная как вареный рак (вернее, креветка, учитывая ее мини-габариты), с прилипшими ко лбу влажными седыми волосенками.

«В одиночку боролась с огнем? Заливала пожар водой из-под крана?» – просвистели в Лёлиной голове остатки прежней паники, хотя она уже всем нутром чувствовала: что-то здесь не так!

– Здравствуй, дорогая! Давно звонишь? А я на кухне закрылась, белье решила прокипятить, а то все руки как-то не доходят, – жизнерадостно пояснила Александра Герасимовна, в подтверждение своих слов потрясая такой специальной деревянной клюшечкой, хорошо известной женщинам: ею мешают в баке белье при кипячении.

Не стоит скрывать: Лёля только невероятным волевым усилием справилась с желанием вырвать у Александры Герасимовны эту деревяшку и стукнуть по башке, облепленной белыми потными прядками. И, вполне возможно, бешенство, овладевшее ею, взяло бы верх над элементарными приличиями, когда б на кухне Александры Герасимовны не раздался грохот.

Обе соседки, молодая и старая, сунулись туда – и вдруг увидели красную лестницу, которая уперлась снаружи в подоконник. Взметнулась длань в брезентовой краге, сжимавшая красный топорик с явным намерением сокрушить стекло…

Герасимовна с визгом метнулась к окну, а Лёля – на лестничную площадку, привлеченная новым грохотом.

Мимо нее, подтягиваясь на перилах и мощно забрасывая тело сразу на середину пролета, пронеслось какое-то существо – как Лёле сперва показалось, нечто среднее между динозавром, инопланетянином и средневековым рыцарем. В одно мгновение существо оказалось на пятом этаже: Лёля услышала его тяжелый топот по своей квартире и взлетела наверх – чтобы столкнуться с ним в дверях лицом к лицу.

– Пожарных вызывали? – рявкнул он из-под какого-то прозрачного щитка (может, это было забрало?). – И где горит?!

На голове у него было что-то медносверкающее. Сверкала также бляха на груди. И вообще все на нем сияло и блестело.

А может, Лёле это почудилось, и только его глаза сверкали синим (точнее, голубоватым) гневным пламенем? Лёля из-за этого сверкания ничего толком и не видела, оно ослепило ее и вышибло остатки соображения. Ростом девушку бог не обидел, формами тоже, но перед этим брезентово-асбестово-латунным божеством она чувствовала себя козявкой, букашкой… Семелой, которой явился Зевс во всем блеске своем и испепелил страдалицу молниями!