Елена Арсеньева - Твой враг во тьме

Дмитрий на миг зажмурился, не поверив своим глазам, но, когда открыл их, ничего вокруг не изменилось. Разве только обнаружил поблизости не одного бультерьера, а по меньшей мере пятерых: точно так же смирно лежащих рядом с человеком и довольно спокойно взиравших на развалины, по которым кое-где плясало пламя и сочились серые струи дыма.

Дмитрий потряс головой, пытаясь собраться с мыслями, осознать случившееся.

О господи, Лёля! Вскочил, не чувствуя боли в избитом теле, испуганно огляделся. Вот она! Бросился вперед, где на земле скорчилась фигурка в больничной рубашонке. Подхватил, затормошил, вглядываясь в запрокинутое, безжизненное лицо, не в силах поверить, что нашел ее и спас лишь затем, чтобы снова потерять.

Она открыла невидящие глаза, чуть шевельнула губами. Ну, хоть жива, слава Иисусу! Тоненькая голубая жилка слабенько трепыхалась у горла. Похоже, действие укола кончилось. Да и сам Дмитрий ощущал себя так, будто его качественно провернули через мясорубку. Память еще не повиновалась, он почти не мог вспомнить, что произошло после того, как доктор коварно ударил его электрошокером. Помнил только смутное жужжание голосов, потом помертвелое от страха и гнева лицо Лёли, свое медленное возвращение к жизни – и осознание того, что на всю жизнь им отпущено каких-то тридцать секунд, не больше и не меньше. На эти тридцать секунд он обрел прежние силы, а теперь вновь утратил их.

Не выпуская Лёлю из объятий, легонько касаясь губами ее виска, Дмитрий огляделся в поисках сумки, где была ампула-шприц в аптечке. Лёля вздрагивала, зябко ежилась, жалась к Дмитрию все теснее, и он только сейчас заметил, что она фактически совсем раздета. Кроме насквозь мокрой, грязной рубашонки, первоначальный цвет которой можно было бы назвать лишь с натяжкой, на ней ничего не было. Дмитрий стащил с плеч жилетку и надел было на девушку. Потом спохватился, содрал с себя футболку, начал снимать с Лёли мокрую рубашку, под которой было только тело, которого он не видел так давно.

У него задрожали руки. Потянулся было к ней с футболкой, но Лёля вдруг открыла глаза… в них было столько света, столько жизни! Дмитрий тихо вскрикнул от судороги, напрягшей вдруг все тело, а потом ощутил ее дрожащие руки на своих бедрах. Опрокинулся на спину, притягивая ее к себе, рванул «молнию» джинсов, высвободил ждущую, истомившуюся плоть, – и Лёля прильнула к нему, приняла в себя, вскрикнув от счастья – и на миг оцепенев, словно не веря тому, что происходит. Дмитрий держал ее за бедра, и она колыхалась, гнулась, бессильно запрокидывалась в его руках, мгновенно, чуть ли не с первого толчка, достигнув блаженства, но сдерживая себя ради него. И вот его движения стали резче, чаще, он раскинул руки, и Лёля поникла на его тело, забилась на нем, уткнувшись в губы влажным, тяжело дышащим ртом, пронзая плечи напряженными пальцами, пока снова не обессилела и не поникла головой ему на плечо.

Он лежал, раскинувшись, чувствуя, как медленно остывает грязь под разгоряченным телом, и думал, что не было у них еще ложа торжественней и блаженнее, чем это. Они чудом избежали смерти, они спасали друг друга, а теперь вознаградили друг друга за любовь и верность, сковав своими безрассудными, неудержимыми объятиями такие цепи, разомкнуть которые даже при желании было бы невозможно. Да и не хотелось их размыкать.

Дмитрий нашарил футболку, свой жилет, кое-как натянул на Лёлю. Она смотрела на него огромными, сумасшедшими глазами, подчинялась покорно, как кукла. Потом начала сползать с его тела, с трудом справляясь с разъезжающимися ногами и нелепо болтающимися руками. Футболка едва доходила ей до середины бедер. Лёля встала на колени, пытаясь ее одернуть, – и вдруг засмеялась мелким, бессильным смехом:

– Как же я пойду? Мне нужно еще что-то надеть. Дай мне твои джинсы.

– Тогда футболку верни, – пробормотал Дмитрий, с трудом справляясь точно с таким же дурацким хохотом. – Не могу же я ходить в одних трусах. Лучше я их тебе отдам, они вполне сойдут за шорты.

Так же, лежа, он начал сдирать штаны и трусы. Лёля вдруг вся упала на его тело, мелко, беспорядочно целуя, и Дмитрий снова притянул ее к себе, но тут же спохватился, нашел силы сдержаться. Медленно возвращалась память, рассеивался дым над пожарищем, собаки жались все ближе и ближе: новые выползали из ночи, окружали людей живым кольцом. Словно искали помощи. Лёля торопливо вскочила в его ситцевые цветастые трусы, в самом деле похожие на шорты, но у обоих уже пропала охота смеяться. Зрелище того, что их окружало, заставляло сжиматься сердце. Наверное, так будут выглядеть последние из выживших после атомной войны или какой-нибудь вселенской катастрофы: горстка ничего не понимающих животных и двое людей, которым волей-неволей придется уподобиться богам, чтобы вновь возродить и заселить опустевшую планету.