Елена Арсеньева - Твой враг во тьме

Смешно: это никак не могло длиться больше минуты, иначе у Лёли просто не хватило бы дыхания. А казалось-то…

Нет-нет, не вспоминать, не думать о решетке, о безбрежном, чудилось, разливе пруда, который вдруг возник кругом, о вязком, илистом дне, которое при каждом шаге к берегу все понижалось и понижалось, об острых камышовых листьях, которые исполосовали Лёлины руки… Она цеплялась за камыши, пытаясь удержаться, а топь тянула в глубину…

Нет. Не думать! Это уже было, это осталось позади. Надо идти вперед.

Лёля так измучилась, что даже не нашла сил подумать об осторожности и добираться к деревне через лес. Она всю жизнь прожила в городе, страх перед плотной, шевелящейся лесной тьмой жил в ней с детства, со сказок про Василисушку, которую послала злая мачеха к Бабе Яге, и мимо нее вдруг проскакал черный всадник-ночь…

Лёля старалась держаться самой середины дороги, не приближаясь к темным закраинам, откуда тянулись костлявые руки-ветви, однако то ли страхов на сегодня было испытано уже слишком много, то ли она к ним просто привыкла, но мысли постепенно становились все более связными.

Впереди деревня. Что делать? Зайти? Стороной обойти? Так и бежать трусцой по дороге? Но куда? А если следующее человеческое жилье покажется километров через сто? Далеко ли уйдет Лёля – измученная, голодная, дрожащая, а главное – совершенно не знающая, куда идти?

Скоро в «замке» ее хватятся. Будет погоня. Ее просто подберут где-нибудь на обочине!

Значит, придется зайти в деревню – передохнуть, а может, поискать помощи.

Да вошла ведь уже, чего там… А теперь?

Лёля задумчиво оперлась на штакетник ближайшего палисадника, как вдруг, гремя цепью, к ней метнулось что-то огромное, мохнатое, рычащее…

Да пес ли это? Похоже, медведь на цепи! Нет, вроде лает. Люто, яростно, нерассуждающе!

Лёля мгновение смотрела на собаку, потом устало побрела по улице, сопровождаемая разноголосым, но равно свирепым лаем, катившимся за ней, опережавшим ее, доносившимся со всех сторон.

Лёля пустилась бежать. Даже страшные бультерьеры в парке отнеслись к ней более человечно! А уж та милицейская собака, с которой некогда связалась Лёля, казалась просто лапочкой по сравнению с этими рычащими исчадиями тьмы. И ни в одном окне не мелькнул огонек, никто не вышел на крыльцо. Небось этим псам дозволено не только отпугивать, но и загрызать до смерти непрошеного гостя…

Лёля зажала уши – шум становился невыносимым! – и шмыгнула в проулок. Здесь асфальтом отродясь не пахло, ноги разъезжались в глубоких колеях. Она мгновенно обессилела, опустилась на траву, привалившись к ограде.

Сейчас пойдет дальше. Только чуть-чуть посидеть… О господи, как же она устала! Вот если бы заснуть, хотя бы прямо здесь…

Нельзя, надо идти!

Вдруг до Лёли дошло, что никто не кидается на нее из-за этого забора, никто не заходится свирепым лаем.

Пригляделась. Домишко в сравнении с окружающими соседями казался махоньким и жалким. Чуть в стороне высится темная глыба, а вот сеновал такой же солидный, как и в прочих дворах. Вокруг шумят листвой какие-то деревья, пахнет малиной.

Лёля привстала, держась за забор, но под ее рукой штакетины заходили ходуном. После небольших усилий удалось расширить щель и протиснуться в нее.

Вокруг по-прежнему тихо, лай еще грохочет на главной улице, но уже стихает: всякое усердие имеет предел. И Лёлины силы тоже.

Она пошла прямо по грядкам, уже не таясь. Может, поискать чего-нибудь съедобное? Нет, сначала поспать, хотя бы просто полежать.

Что-то призрачно реяло впереди. Да это белье на веревке сушится – мужская рубаха и женская юбка. Лёля без раздумий сдернула их, зажала под мышкой и нашарила вход на сеновал. Дверь тихо, приглашающе скрипнула, отворяясь.

Лёля вошла, и теплый, спокойный запах сена навалился на нее, как огромное одеяло.

Хотелось лечь тут же, на утоптанной земле, усыпанной сенной трухой, но она тотчас наткнулась на лестницу, прислоненную к навесу. Кое-как вскарабкалась – и упала в душистый ворох. Сон поплыл, поплыл, но Лёля еще заставила себя снять мокрое и натянуть украденную одежонку. Помнится, она еще успела удивиться ветхости этого тряпья, потом начала нагребать на себя сено, пытаясь согреться, – и вдруг уснула, как умерла.

– Слушай, ты от меня больно много хочешь, – рассердился Кузнецов. – Я ведь не компьютер-справочник. Насчет багажника сказать могу – был на Вовкиной машине багажник, факт. А про все остальное…