Черепанов - Все эти приговорённые

К одному только этому я ещё смог бы как-то приспособиться. Но моя Мэйвис была хорошей девочкой. Я имею в виду, хорошей в старомодном смысле. Когда одни вещи чёрные, другие белые. Уилма же оперирует одним и тем же оттенком серого. И я почувствовал, что Уилма навязывает моей Мэйвис свои собственные нравственные критерии. Это меня пугает.

Я думаю, было время, когда я мог рассказать Мэйвис маленькую историю про Уилму. И эта маленькая история разорвала бы пуповину, через которую она подпитывает Мэйвис. Но я слишком долго выжидал, и если я расскажу ей сейчас, она может посмотреть на меня с той издёвкой, которую я увидел сегодня днём в глазах Уилмы.

Уилма попросила меня придти к ней в квартиру. Для разговора о нашем разрыве с рекламным агентством "Ферн энд Хоуи". Но с того момента, как я зашёл, я сразу почувствовал, чем дело пахнет. Она обставила всё по высшему разряду, и мне оставалось лишь протянуть руку. Я едва этого не сделал. Я был очень, очень близок к этому. Но я снова и снова вспоминал про Рэнди Хесса, вспоминал про то большое кольцо, которое она вставила ему в нос, и мне не хотелось заиметь такое же кольцо в себя в носу. Деловых отношений вполне достаточно. Я осторожно высвободился и сделал это достаточно явно, чтобы дать ей повод намекнуть на то, что я струсил. Я сказал, что дело не в совсем в этом, и в награду получил от неё этот издевательский взгляд. С того дня она стала видеться Мэйвис даже ещё чаще. Поскольку со мной у неё случился прокол, она сосредоточилась на том, чтобы сделать мою жену эмоционально зависимой от неё; казалось бы, слегка отдаёт бредом - но это только если не знать Уилму. Ей нужно было побеждать, так или иначе. По-моему, это Стив Уинсан рассказывал мне про одну знатную даму в Куернаваке, которая упорно и вежливо отклоняла все приглашения на приёмы в доме Уилмы. Вскоре мексиканские власти обнаружили, что у знатной дамы что-то не в порядке с видом на жительство, и этой даме пришлось отправиться восвояси.

Уилма оказывала гостеприимство мексиканскому чиновнику, которые ведал этими разрешениями на жительство.

Ей нужно было побеждать, так или иначе.

Я отчасти могу это понять, и я не виню её. Она возникла из ничего. Абсолютно из ничего. Говорят, с самого дна Ист-Сайда, где вы постигаете уйму всего относительно выживания. Возможно, там она и усвоила, что ей нужно всё время побеждать. И, возможно, если бы она до сих пор боролась, это желание побеждать направлялось бы в должное русло. Но она победила, так что теперь это обратилось на многие проявления общественной и частной жизни, принимая форму злого озорства, и даже хуже того. Как с этими двумя мужьями, которых она себе заводила. Один закончил тем, что стал безнадёжным алкоголиком, а первый застрелился. Они изначально были людьми неустойчивыми. Я иногда думаю, что её она привлекает неустойчивость, что она вроде как подпитывается от неё. Рэнди Хесс - прекрасный тому пример.

С моих слов она предстаёт бог знает кем. На самом же деле в ней чертовски сильное женское начало. Вы восхищаетесь ею. Но, примерно так, как вы восхищаетесь проходящей мимо вас парадной процессией. Со множеством барабанов.

Мы сели в машину и поехали по аллее, и там уже чувствовалось, что за день наступает в городе. Настоящий пекло. Одна из тех парилок, сменяющиеся ночами, в которые каждый камень до рассвета излучает тепло.

Мэйвис сказала:

- Дорогой, было бы ужасно оставаться в городе в такой день. Выговор, интонация, томность - всё - прелестная имитация Уилмы Феррис. И надушилась она этой дрянью, которой пользуется Уилма. Под названием "Голубой неон". По двадцать долларов унция, и наши химики говорят, что это одна из наименее летучих, выпускаемая линией "Феррис". Эх, вот бы Уилма Феррис вдруг взяла бы да и преставилась. На моей работе это бы не сказалось. А жену мне, возможно, вернуло бы.

Когда мы отъехали достаточно далеко на север, чтобы быть более или менее уверенными в том, что продолжим движение, я съехал на траву и опустил верх. Новая машина нужна была мне как собаке пятая нога, но Уилма однажды походя заметила, что ей закрытые машины кажутся ужасно скучными, я понял, что рано или поздно мне придётся приобрести себе новую.

Мы успели крупно поссориться ещё прежде чем добрались до Олбани. Из-за какой-то чепухи, которую она сказала, повторяя, как попугай, мнение Уилмы. И я попросил её: ради Бога, пусть сделает такую любезность, начнёт быть самой собой и перестает быть дешёвой имитацией Уилмы. А она сказала мне, что Уилма - чудеснейшая женщина, какую она когда-либо встречала, и что Уилма так много для неё делает, и мне следует быть благодарным, вместо того, чтобы говорить разные гадости по этому поводу, и что это обязанность любой жены - совершенствовать себя, и она хочет, чтобы я ею гордился, и что мне помогает то, что она так близка с Уилмой, по сути дела её лучшая подруга, а я хочу запереть её в тюрьме, или что-то в этом роде, так, чтобы у неё не было никаких друзей, сделать из неё монахиню, или что-то в этом роде. А потом она отодвинулась от меня так далеко, как только могла, и всплакнула в совершенно не свойственной ей манере. Со сдержанными всхлипами, полными страдания и достоинства. Уж лучше бы она поплакала так, как, бывало, раньше это делала. Выпучив глаза, со сладострастным воем, с обилием фыркающих и хлюпающих звуков.