Миньон Эберхарт - Две богатеньких малышки

Тетушка Медора поджидала их, величественно рассевшись в любимом кресле Джастина. Джастин покосился на нее и поплелся вверх по лестнице, волоча за собой тяжелое пальто.

В холле Эмми поблагодарила Дуга за то, что он их встретил; тот выразительно глянул поверх ее плеча на тетушку Медору, которая пристально смотрела на них выпуклыми голубыми глазами.

– Ах, вот и ты! – сказала она Эмми; затем обернулась к тщедушной, перепуганной сиделке: – Иди отсюда.

Та мгновенно скрылась из виду.

– Похоже, мне здесь не больно-то рады, – заявила тетушка. – Подойди-ка, Эмми, дай я на тебя посмотрю. Мне нужно кое-что тебе сказать.

– Только не сейчас, тетя Медора.

– Именно сейчас! В свете только и разговоров, что о тебе и молодом Уорде. Мне пришлось пойти на огромные жертвы, чтобы переехать сюда. Но я сделала это, и я остаюсь. До тех пор, пока я здесь, никто не посмеет сказать о тебе дурного слова.

На столике рядом с Эмми стояла массивная китайская фарфоровая ваза. Девушке стоило невероятных усилий сдержаться и не запустить ею в Медору.

– Уверяю вас, – сказала она, – я никому не даю повода для сплетен.

– Не бывает дыма без огня! – отрезала Медора и гордо задрала курносый нос; стального цвета волосы были безжалостно стянуты в тугой узел, открывая выпуклый лоб. Она пристукнула по полу тяжелой тростью из вишневого дерева: – Скажи мне только одно: как тебе могло прийти в голову закрутить роман с Уордом? Силы небесные!

– Ничего подобного не было, – решительно ответила Эмми, но знала, что слегка кривит душой.

– О, меня не беспокоит моральная сторона. Хотя, нет, – беспокоит, и еще как! Твоя сестра в тюрьме, а ты тут как тут – приглашаешь ее муженька в путешествие. Говорила же я тебе: не делай этого, но ты и бровью не повела. Но меня изумляет другое, – Медора действительно выглядела озадаченной, – как вообще можно влюбиться в родственника?! Ты же столько всего о нем знаешь... Так зачем наводить людей на мысль о том, что между вами что-то происходит...

– Между нами ничего не происходит, как вы изволили выразиться. Когда, – отважилась спросить Эмми, – вы намерены вернуться в собственную квартиру?

Медора самодовольно усмехнулась:

– О, я сдала ее в поднаем. На год.

Эмми лишилась дара речи. Вновь овладеть собой ей удалось далеко не сразу.

– В таком случае вы могли бы переселиться в гостиницу.

– Это слишком дорого для меня. – Медора еще прочней устроилась в кресле.

– Я заплачу, – процедила Эмми.

– Дитя мое, я прекрасно знаю, что такое долг перед семьей; я никогда не изменяла ему и не намерена делать этого сейчас. Я остаюсь здесь. Кроме того, я взяла с собой свою кухарку. Она будет тебе необходима, поверь. Что там случилось с твоей Агнес?

– Не знаю. Несчастный случай.

Медора скептически хмыкнула:

– Может быть, может быть. Но не странно ли, что в кругу людей, приближенных к вам с Дианой, происходит сначала убийство, а затем несчастный случай? И все же, – она шмыгнула носом, – очевидно, что Диана никак не могла убить эту Агнес.

Эмми сняла пальто, только теперь почувствовав, как жарко в квартире. Должно быть, тетушка Медора включила термостат. Как же ее выжить? Внезапно в голову Эмми пришла спасительная мысль:

– Вам нельзя оставаться у меня, тетушка Медора. Здесь слишком крутые ступени. С вашим больным сердцем...

Глаза старухи победоносно засияли:

– А мне твои ступеньки ни к чему. Я уже расположилась здесь, в комнатушке, которую вы зовете библиотекой. Тем более, что рядом умывальник и душ. А лично для меня душ гораздо удобнее ванной. Так что не волнуйся обо мне, я прекрасно устроилась. – Ее цепкий взгляд задержался на брошке в форме четырехлистного клевера, которую Эмми в тот день приколола к красному шерстяному платью: – Это еще что?

– Это брошь, – смутилась Эмми.

– Вижу, что брошь. Откуда она взялась? Я раньше никогда ее не видела.

– Мне ее подарил один человек.

Медора достала лорнет в массивной золотой оправе, пристально разглядела брошку и хмыкнула: – Ерунда. Дешевка. Зачем она тебе, при твоих-то драгоценностях?

– Она мне понравилась, и все. – Медоре всегда удавалось вывести Эмми из себя. – Я иду к себе.

– Иди, дитя, – сказала старуха. – Только сперва принеси мне газету.

Газета лежала тут же, на столе. Эмми подала ее Медоре – просто потому, что это ей ничего не стоило. На соседнем столике стояла фигурка золотой танцовщицы. Эмми легонько прикоснулась к ней, и ей захотелось поддразнить старуху: