Евгений СУХОВ - МЕДВЕЖАТНИК ФАРТА НЕ УПУСТИТ

Несостоявшийся профессор еще крепче ухватился за лямку.

— Покажь, кому говорю!

Рабочий дернул сумку на себя, и из нее на землю просыпалось несколько монет.

— Золото! — удивленно вскричал рабочий и передернул затвор винтовки.

Вместе с клацанием затвора раздалось два выстрела. Рабочий, что приуготовлялся стрелять, удивленно посмотрел на дымящуюся дырку в кармане Мамая и рухнул в порыжелую траву. Военком, согнувшись, выронил маузер и застонал, прижимая ладонь к животу.

Не вынимая руки из кармана, Мамай выстрелил в направлении трех рабочих, застывших с разинутыми ртами возле лесочка. Те, побросав винтовки, дунули в разные стороны и через мгновение скрылись из виду.

— А я? — спросил побелелыми губами второй рабочий, что подходил обыскивать адъюнкта.

— А ты, Гриша, молись, — усмехнулся химик.

— Я не Гриша, я Панкрат, — проблеял пролетарий.

— Все равно молись, — безапелляционно заключил адъюнкт-химик.

— Латны, хыватит, — буркнул Мамай, с сожалением поглядывая на большую дыру в кармане «спинжака». — Итти надэ.

Он первым двинулся к железнодорожной насыпи. За ним последовали адъюнкт-химик и электрический мастер, попыхивая неизменной папиросой.

— А я-то, я? — прокричал им вслед Панкрат.

— Вот дубина, — сказал, обращаясь к электрическому специалисту, адъюнкт. — Он что, хочет быть застреленным?

— Итому… камисару сваиму памаки, — обернулся к нему Мамай и прибавил шагу.

— И куда мы теперь? — поравнявшись с вожаком, спросил адъюнкт.

— Вы Масыкыву, — невозмутимо ответил Мамай.

— Вот так, пешкодралом? — удивился химик и посмотрел на пыхающего папиросой электрического мастера, словно приглашая его удивиться вместе с ним.

— Пащиму пешыкодыралом? — удивился, в свою очередь, Мамай. — На поисте паидим.

— А где мы возьмем поезд? — не унимался адъюнкт.

— На вокызале, — ответил Мамай и отвернулся от назойливого подельника, показывая тем самым, что прения окончены.

— Ну, правильно, — подал вдруг голос электрический мастер. — На вокзале мы затеряемся в толпе, и донимать нас, кто да откуда, никто не будет.

— Тощнэ! — изрек Мамай и, ступив на шпалы «железки», пошел столь быстро, что химик и электрический мастер, каждый более чем на двадцать лет младше его, стали едва за ним поспевать.

На вокзале горели товарные склады. Их никто не тушил. Толпу желающих отъехать сдерживала цепь латышских стрелков, держа наперевес винтовки с примкнутыми штыками.

На первом пути под всеми парами стоял паровоз с тремя вагонами, которые, ежели бы на то поступило распоряжение, не вместили бы и трети всех желающих покинуть город. Но такового распоряжения никто не собирался делать.

Ждали командующего Восточным фронтом Иоакима Вацетиса, с полчаса назад покинувшего штаб фронта и выехавшего, как это было известно многим, из нумеров Щетинкина в сторону вокзала на легковом автомобиле. Ожидали и членов Политотдела фронта Данилевского и Раскольникова, которые пропали в неизвестном направлении.

Возле вагонов кучковалась партийная, военная и чекистская головки города, губернии и фронта в лице члена Реввоенсовета фронта Сокольского, армейской комиссарши Данилевской, одетой в кожу с головы до пят, комиссара печати Грасиса с вместительным чемоданом, совработника Милха, контрразведчиков Вацетиса, Розенгольца и Смирнова, товарища председателя Губчека Вероники Брауде и совработницы Софьи Альфредовны Шейнкман с дорожным саквояжем, полным «керенками». Их там было ровно на миллион целковых. Она ждала мужа, посланного главкомом фронта Вацетисом с пакетом к военкому города Ивану Межлауку, нервничала и беспрестанно курила. Милх стоял рядом с ней и время от времени бросал выразительные взгляды на ее пузатенький саквояж.

— Откуда дровишки? — спросил ее полчаса назад Милх, видевший, как она, будучи еще в здании Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, лихорадочно засовывала кредитки в саквояж.

— Это касса Совета, — нисколько не смутившись, ответила ему Софья Альфредовна, прекрасно зная, что в кассе Совета, кроме мышиного помета, давно уже ничего не было. Знал это и секретарь Совета Густав Соломонович Милх и на слова Софьи Альфредовны только и ответил:

— А-а…

Очевидно, это был тот самый миллион рублей, пропавший невесть куда после ликвидации им и Яковом Шейнкманом так называемой Забулачной республики.

Порвав цепь латышских стрелков, к ним подошли председатель Губчека Лацис, комендант города Кин — китаец с Украины, — материализовавшийся прямо из речки-протока Булак (он часа три как уже скрывался под одним из мостов), военком Иван Межлаук, член политотдела фронта Гарик Нудельман и старейший партиец-революционер Людвиг Срулевич Бакинский.