Евгений СУХОВ - МЕДВЕЖАТНИК ФАРТА НЕ УПУСТИТ

— Чудом выжил, чудом, — в который раз, верно, рассказывал историю своего спасения Альбинский. — Соснул я после обеда по своему обнокновению. Вдруг слышу: в дверь стучат. Громко. Я к окну, а там, мать честная, белые! Цельный взвод. И в мое окно, гады, зыркают. Ну, думаю, хана мне. А в дверь уж шибко сильно стучат, так кулаками не постучишь, верно, прикладами. Ну, я как был в одном исподнем, так в дворовое окно и сиганул. И садами к Казанке, куды ж более-то? Кинулся в реку, плыть начал. И откуда сил столько взялось — вмиг реку осилил. Даже как будто и не запыхался. Ну, и дунул дальше бегом: холодно, чай, думаю, хоть согреюсь. Так до этой станции и добежал…

— И дальше бы небось бежал, ежели б меня не встретил, — заметил Валериан.

— Не-е, — ухмыльнулся Альбинский, — дальше б не бежал. Здесь ни белых, ни чехословаков нетути…

Из-за поворота вкатился на станцию поезд главкома с зелеными вагонами. Клацнув тормозными колодками, замедлил ход и встал, отдуваясь, прямо против железнодорожных касс, возле которых стояли товарищи Бочков, Валериан Межлаук и рабочий-партиец Альбинский с руками, никогда не знавшими трудовых мозолей.

— Слава Иегове, — прошептал Борис Иванович, покосился на ящики с золотом, горкой лежащие за передними сиденьями «Мерседес-Бенца», и призывно замахал рукой.

— Слава богу, успел, — то ли прошептал, то ли подумал про себя младший из братьев Межлауков.

— Слава труду! — громко воскликнул рабочий-партиец с руками скрипача или настройщика роялей и в грязных подштанниках, которые постеснялся бы одеть самый что ни на есть нищий попрошайка с Толчка. — Да здравствует пролетарская революция!

Он затянул было:

Однако сорвался на фальцет и замолк, перестав пыжить цыплячью грудь…

Золото Бочкова погрузили быстро. Покурили возле вагонов, поговорили о всяком-разном и засобирались далее. Перед тем как рассесться по вагонам, товарищ Лацис подозвал двух латышских стрелков из личной охраны и велел им сесть к машинистам.

— Так, на всякий случай, — пояснил он товарищам. — Там у них помощник ранен. Так чтобы не удумали чего.

Через минуту с небольшим поезд, с шипением выпустив несколько облачков пара, двинулся дальше, держа направление на Красную Горку.

Мамай со своими людьми двигал скорым шагом по Тихорецкой улице, держа путь к железнодорожной насыпи. На околице деревни Крутовка, когда до полустанка было подать рукой, из лесочка вышли пятеро вооруженных мужчин, держа винтовки наперевес. Командовал ими юноша студенческого вида с маузером на боку.

— Кто такие? — спросил юноша, расстегивая кобуру маузера.

— А вы кто есть? — нахально спросил химик-адъюнкт, нагло уставившись в глаза юноши.

— Я уездный военком Терехин, командир отряда рабочего ополчения с завода Крестовниковых. Попрошу предъявить документы.

— Пешенцы мы, — ответил за всех Мамай. — Ат пелых пешим.

— Документы, — отчетливо повторил военком и сдвинул белесые брови к переносице.

— С документами, товарищ военный комиссар, все в порядке, — миролюбиво произнес адъюнкт, доставая из внутреннего кармана пиджака удостоверяющие личность бумаги. — Так что не извольте беспокоиться.

— А я вот беспокоюсь, — на полном серьезе ответил военком, принимая из рук химика бумаги. — Очень даже беспокоюсь… А ваши документы? — глянул он в сторону Мамая и электрического мастера.

Мамай и его спутник сунули руки в карманы. Терехин тем временем разглядывал документы несостоявшегося профессора, и белесые брови его поползли вверх.

— Беженцы, говорите?

— Аха, пешенцы, — подтвердил Мамай, держа руку в кармане.

— Издалека же вы бежите, — с большой язвой в голосе произнес Терехин, доставая из кобуры маузер. — Аж из самой Москвы.

— Голотнэ там, — произнес Мамай и сделал печальные глаза. — Ни хылепа нету, ни муки, ни кырупы…

— А у нас, значит, не голодно? — ехидно спросил военком. — У нас, значит, рай? А ну, покажи, что в сумке! — вдруг вскричал Терехин и, отступив на шаг, навел маузер на адъюнкта. — Покажи, я сказал!

— А что в сумке? Да ничего в сумке, — немного растерялся химик, крепко схватившись за лямку на плече. — Так, личные вещи, хлеб, колбаса…

— Григорий, Панкрат, — приказал Терехин.

Двое рабочих вразвалку подошли к адъюнкту, и один из них взялся за сумку:

— Покажь!