Анатолий Семенов - Преступление не будет раскрыто

— Только так и никак иначе, — сказал Юрий Петрович и помолчал немного, собираясь с мыслями. — Конечно — продолжал он, — будь я чемпионом мира по какому-нибудь виду спорта, игры, спорт, конечно, были бы у меня не на последнем месте. Это естественно. Но так устроен человек, что любая слава и популярность, любые красоты живой природы, даже уникальное искусство великих мастеров и любимое хобби сразу отступят на второй план, как только на горизонте появится женщина. А все что идёт дальше у меня по списку: шестое удовольствие — застолье — в хорошей компании с марочным коньяком или просто чай с брусникой после бани в одиночестве, седьмое — познание, восьмое — работа, девятое — комфорт, десятое — игры, — все это лично мне высшего наслаждения, то-есть счастья, вообще не даёт. Все это способно вызвать у меня самое большее — блаженство.

— А что, разве блаженство не то же самое что и высшее наслаждение или счастье?

— А я сейчас начерчу вам схему, — сказал Юрий Петрович, вынимая из внутреннего кармана пиджака авторучку. — Так, на словах, объяснять слишком долго. Дайте кто-нибудь лист бумаги.

Таня вырвала из общей тетради двойной лист.

— Хорошо, что в клеточку, — сказал Юрий Петрович, разлиновывая лист. — У меня будет нечто вроде периодической таблицы элементов.

Он быстро набросал схему и положил на средину стола. Все девушки, включая Марину, стали изучать её. Юрий Петрович извинился, что отдал дань своей профессии. Ведь он математик. А математики действительно в его схеме хватало.

— Кто придумал эту схему? — спросила Таня. — Ваш любимый и обожаемый Диоген?

— Диоген, — сказал Юрий Петрович, сразу Преобразившись и вдохновившись при имени любимого и обожаемого философа: — Диоген не чертил никаких схем. Создал обширную философскую систему и всю её держал в голове. Нигде не записал даже общих положений. И вот из-за того, что письменных трудов не осталось, теперь специалисты не могут однозначно толковать его взгляды. И это очень обидно. Ведь он первый из людей за много веков до Дарвина высказал догадку о родстве человека и животных. Первым предсказал пагубность цивилизации для природы. Кстати, он был абсолютно равнодушен к деньгам и богатству. Категорически отверг благий порыв самого Александра Македонского, который один раз побеседовал с ним и поразился оригинальности ума настолько, что предложил любую награду. Единственным человеком в мире, перед которым Александр Македонский склонил голову, был Диоген. А мы всё говорим, вот, мол, Диоген, — чудак человек. Жил в бочке, называл себя собакой, и если ему бросали кость как собаке, тут же принародно мочился на эту кость как собака. Чушь все собачья. Не это главное.

— Что значит называл себя собакой? — спросила одна из девушек.

— Знакомясь с новым человеком, говорил в ответ: «А я собака Диоген», особенно если тот кичился своими титулами.

— А ведь всё-таки Диоген жил в бочке, — сказала Таня с хитрецой в голосе и подмигнула подругам.

— Жил, — сказал Юрий Петрович. — Ну и что?

— Значит он отвергал комфорт?

— Да, — согласился Юрий Петрович, — он отвергал комфорт. Вы хотите сказать, что у меня комфорт фигурирует в числе удовольствий под номером девять? Да, я люблю тёплую ванну при сырой погоде и удобную одежду во все времена года. Но дело в том, что в древние века климат на побережье Средиземного моря был великолепный, и Диоген вполне мог обходиться морскими ваннами и жить вообще без одежды. Ещё вопросы есть?

— Философствовать легко, — сказала Таня, теперь уже разозлившись. — А вот когда вы сами, Юрий Петрович, попадёте в сеть, тогда узнаете, как люди страдают.

— Никто не гарантирован от ошибок, — заявил он обычным своим спокойным голосом. — И, следовательно, от неприятностей. Но я всячески пытаюсь избежать их. По примеру Диогена. Кроме того не забываю добрых советов Эпикура и Горация. Один советовал стремиться к безмятежному состоянию души и не отказывать себе в удовольствиях, а другой, уметь довольствоваться малым. Правда, довольствоваться малым кое в чём я пока ещё не научился.

Девушки значительно посмотрели на Марину.

— Однако нам пора идти, Маринушка, — сказал Юрий Петрович, взглянув на часы. Он равнодушно и нехотя поднялся со стула, словно не замечая внутреннего состояния девушек. На самом деле он все прекрасно видел и замечал, особенно как они воспринимали слова, относящиеся прямо или косвенно к Марине.

… Когда они оделись и вышли из комнаты, Таня с усмешкой сказала им вслед: «На всё у него готовый ответ. Хотелось бы видеть его рожу, когда Маринка бросит его».