Дмитрий Вересов - Мой бедный Йорик

В трубке еще была Тамара.

— Что с тобой, Анечка? Тебе плохо, страшно? Бедная девочка! Но не тебе одной страшно. Представь себе, я тоже боюсь. Следователь намекает, что убил не Иероним. Возможно, настоящий убийца находится на свободе. Поэтому я одна из дома не выхожу. Я наняла себе охранника. Безумно дорого, но спокойно. Нет, ты мне решительно не нравишься. Я все говорю, говорю, а ты молчишь. В общем, так. Я сейчас созваниваюсь с доктором Астровым… шучу!.. с доктором Розовым, договариваюсь обо всем и тут же еду за тобой. Много с собой не набирай. Только немного одежды, и все. Без всяких возражений, падчерица! Слушайся злую мачеху!..

А может, Тамара права? Пора сменить обстановку? Настало время давиться по утрам овсянкой на воде? Присоединить к конечностям электроды и почувствовать себя трансформаторной подстанцией? Или испробовать на себе удивительное стимулирующее средство, когда из вены берут кровь, а потом вкалывают ее обратно самому донору пониже спины?..

Даже музыкальный звонок прозвучал чересчур резко. Аня заглянула в глазок, ожидая увидеть мачеху Тамару. Но вместо нее на лестничной площадке стоял плечистый парень, постриженный еще короче Корнилова. Китайский глазок вообще-то искажал внешность, поэтому об оттопыренных ушах и узких глазах можно было говорить только предварительно.

— Кто там? — спросила Аня через дверь.

— Китайский император, — ответил незнакомец, приложил к ладони кулак и легонько поклонился.

— Володя, брось валять дурака, — из-за широкой спины парня показалась Тамара. — Анечка, открывай. Свои…

Мачеха Тамара заметно преобразилась. Она отказалась от своего традиционного узла волос на затылке и сделала себе лихой начес с косой челкой. Хотя она была в строгом деловом костюме, как показалось Ане, юбка ее стала короче. Все это ей шло, и Аня сказала Тамаре об этом. Но главное новшество в облике Тамары заключалось в постоянном наличии за ее правым плечом охранника.

Китайский глазок отразил его внешность вполне правдиво, наверное, приняв охранника за земляка. Действительно, разрезом глаз, манерой улыбаться и говорить Володя напоминал китайца, если бы не высокий рост и широкие плечи.

Тамара, не дав Ане опомниться, заключила ее в объятья, прижала к еще высокой груди и запричитала, наглаживая ее сильной рукой пианистки по затылку.

— Бедная моя девочка, несчастный ребенок, брошенный всеми котеночек… За что же такие несчастья свалились на такую масенькую головку, на эти худенькие плечики? Куда дальше-то худеть, Снегурочка? Дальше уже будет лужица растаявшего снега! Я, как всегда, успела вовремя. Что бы вы делали без вашей нелюбимой мачехи? Ну, что молчишь? Не рада мне, как обычно?

— Неправда, Тамара Леонидовна, — замотала Аня головой. — Напротив, я вам очень рада. Даже хотела вам позвонить, поговорить.

— Даже хотела мне позвонить? — переспросила Тамара. — Значит, точно дела твои плохи. Еще и очень рада! «Скорую» надо вызывать… Как твои видения? Призрак отца Гамлета не появлялся?

— Призрака вроде не было, а вот кукла моя неизвестно почему оказалась в ванне.

— Не беда, что кукла оказалась неизвестно где. Вещи на то и существуют, чтобы их терять, забрасывать неизвестно куда, а потом находить в самых неожиданных местах. Беда, что тебя это так беспокоит. Моя девочка еще в куколки играет… Ты говоришь, тебе понравилась моя новая прическа? Бери пример с меня. Мне сейчас тоже несладко — одна смерть идет за другой — но я держусь, стараюсь выглядеть на все сто. Настоящая женщина так должна снимать стрессы, выходить из депрессий — нравиться мужчинам, производить впечатление. Что ты все косишься на моего телохранителя? Я уже к нему привыкла, как к дамской сумочке. Кстати, если ты будешь упираться, Володя завернет тебя в ковер, как Клео-патру, и мы тебя увезем насильно. Не думай, Анечка, что я шучу. Я за тебя отвечаю и перед Иеронимом, и перед твоими родителями, и перед Василием Ивановичем. Да-да, перед Лонгиным-старшим, вернее, его памятью…

Последнее время мачеха много суетилась.

И на выставке, и сейчас. Но Аню это не раздражало. Даже если Тамара лицемерила и врала, от ее болтовни Ане было все-таки немного полегче. Не зря же когда-то на похороны приглашали плакальщиц. Все знали, что они врут, лицедействуют, но от их громкого надрыва человеческое горе вроде отступало, каким-то образом обманывалось. Может, оно глупое, это горе, или доверчивое?

Вот и Аня, хотя ни секунды не сомневалась в лицемерии мачехи Тамары, была ей действительна рада и благодарна даже за неискренние слова и жесты. Говорят, любовь зла, полюбишь и козла. Но одиночество и тоска тоже не особенно добры. С ними вполне можно было и мачеху Тамару полюбить.