Дмитрий Вересов - Мой бедный Йорик

— Вы решили пострадать? Вы опять что-то навыдумывали, как с картиной и книгой, нафантазировали. Перечитали Некрасова? Достоевского? Решили попробовать роль жены декабриста? Грушеньки, Сонечки Мармеладовой?..

Корнилов хотел еще что-то добавить, но внезапно подумал, что еще немного — и сам он сыграет роль Иркутского губернатора из поэмы Некрасова. Старик хотел остановить, запугать бедную женщину, а сам только разогрел, раззадорил ее. Нет уж, увольте! Не бывать Ане княгиней Трубецкой, а ее мужу убийцей…

А была ли девочка на картине? На следующий день Аня долго стояла перед автопортретом Лонгина-старшего, вглядываясь в серое пятно с правой стороны полотна. В детстве она умела, вот также вглядываясь долго-долго в один предмет, увидеть невозможное. Нарисованная птица взмахивала крылом, тяжелый диван подползал к ней, как дрессированный, занавеска приподнималась, и появлялся сказочный принц с пером в берете и при шпаге. Но серая краска не стала прозрачной, не стекла вниз, Офелия не появилась.

Последние дни она почти не спала. Перебирая, как четки, одни и те же мысли, глядя в потолок, она вдруг начинала что-то доказывать Иерониму, била в ухмыляющееся лицо Вилена Сергеевича, стараясь разбить его в кровь, но не находя для этого сил, отстранялась от мягкого, пушистого прикосновения мачехи Тамары и… тут же просыпалась. Смотрела на часы. Проходило не больше пяти минут.

Может, и тогда она видела сон, а потом произошел какой-то сбой, накладка. Она звонила Корнилову уже наяву, выбежала вчера вечером на реальную улицу, пила с ним настоящую водку. Ее страхи, ужасы были подделкой, путаницей, смещением. В конце концов, у нее сдали нервы. Ростомянц говорит, что нервные клетки восстанавливаются. Хотя зачем они ей нужны?

Хорошо еще, что в ванне она не увидела зарезанного Жан-Поля Марата… Мысль о ванне показалась ей удачной, особенно с обильной пеной, а в ее нынешнем положении с каким-нибудь успокаивающим концентратом. Спальня, кухня и ванная комната были ее территориями. Здесь кисточка для бритья чувствовала себя неуютно. Зато царствовали сверкающие флаконы, баночки, бутылочки с сухим, твердым, жидким, пенистым, но в любом случае — благоухающим содержимым. Аня включила кран, но шум воды не успел заглушить телефонный звонок.

— Анечка, детка, как ты поживаешь? — в трубке раздался бесстрастный, размеренный голос мачехи Тамары, но, как ни странно, Аня ему обрадовалась. — Почему не звонишь, не заходишь? Я давно хочу реформировать наши с тобой отношения. Глупости, которые иногда позволяет в отношении меня Иероним, это одно… Впрочем, не будем об этом. По-моему, у нас с тобой сейчас общее горе, а значит, мы должны быть вместе, держаться друг за дружку. Я только что от следователя. Ростомянц прав. Он слабоват, хотя и довольно обаятельный мужчина. Следователь говорит, что тебе нелегко. Какие-то нервные срывы, видения… Ты думаешь, я позволю тебе так запросто пропасть? Хорошо же ты обо мне думаешь. Тебе надо на несколько дней позабыть о муже и вспомнить о себе. Короче, я забираю тебя на неделю. Есть прекрасный санаторий на берегу Финского залива, среди сосен, камней и этих… Все как ты любишь! Там работает мой бывший поклонник. Хотя почему бывший? Ну, как?..

Ане показалось, что щелкнула входная дверь. Она попросила Тамару минутку подождать и побежала в прихожую. Замки были в порядке. А не забыла ли она выключить воду в ванной? Так и есть! Не только не закрыла кран, но еще и машинально заткнула ванну пробкой. Воды было почти до краев. Все это пустяки, не успевшие перерасти в сантехническую аварию. Это можно было пережить, потому что это было объяснимо. Необъяснимо было другое…

В ванне плавала, держась на поверхности только за счет раздувшегося платья, ее любимая кукла Гаврош. Словно под тяжестью Аниного взгляда, она вдруг повернулась набок и стала медленно тонуть.

Строчки сами вспомнились. Значит, и они были, и бледная Офелия на картине существовала? Как живого человека, Аня поспешно вырвала тонущую куклу из воды, прижала ее к себе, не замечая, что намокает ее халат и вода капает на пол.