Татьяна Степанова - В моей руке - гибель

Последним позвонил Халилов. Его хрипловатый спокойный баритон: «Встретиться надо бы, Крестный», — вывел Никиту из того агрессивно-боевого состояния, в которое он впал после официальных переговоров.

— И не только бы встретиться надо, а кое-куда подскочить вместе. В Октябрьский санаторий, Никит. Позарез надо. Я за тобой прямо сейчас заеду, лады? — осведомился Халилов.

В Октябрьске находился следственный изолятор, где содержался Акула-Карпов.

Халилов продолжал работать по «Михайловской версии» — дело об убийстве Игоря Сладких, переданное в прокуратуру и выделенное из дела Антипова, нуждалось в крепкой свидетельской базе. Получить показания от Михайлова и его бандитов, содержавшихся под стражей в подкрепление «переговоров и признаний в поезде», негласно записанных на диктофон, прокуратуре без активной помощи угрозыска и секретных сотрудников было очень сложно. Сейчас Халилов выполнял прокурорские указания, отрабатывал личность самого исполнителя преступления — наемного киллера. Сам мертвый Грант, естественно, ничего о себе сказать не мог, но без исчерпывающих данных о нем ни один суд не признал бы дело расследованным полностью. Поэтому Халилов отрабатывал прежние связи киллера, сохранившиеся у него со времен отбытия наказания, и его контакты с Михайловнами и всем остальным преступным контингентом столицы и области.

Прокуратуру интересовал вопрос: как, например, Антипов-Грант оказался на чужой даче в Половцеве, где и нашел свою смерть? С чьей помощью снимал дом, имел ли посредника, помощника? Возможно, что эти сведения, как справедливо полагал следователь, как-то могли помочь и в розыске убийцы самого киллера. И Халилов послушно ориентировал свои источники на получение информации по этому вопросу.

Видимо, он что-то разузнал, и теперь ему требовалось посоветоваться со своим начальством — с Колосовым.

В Раздольск он примчался часа через полтора на старой «Волге», купленной по дешевке на авторынке в Южном порту. До изолятора добираться было долго. Колосов понял, что побеседовать с Ренатом они успеют дорогой. Крестник тянуть резину не любил.

— Значит, такой расклад, Крестный, — начал Ренат деловито. — Акула задницей прикипел к октябрьским нарам, и по тюрьме каких-либо слухов о его мыслях, поведении, воспоминаниях о прошлом не идет. Хранит молчанку наш Акулий побратим. На таблетках он сейчас, ломка — то, се…

Колосов поморщился: пристрастие помощника к блатному жаргону порой его удручало.

— Но три дня назад его брала у нас напрокат Москва.

У них в Бибиреве была серия квартирных краж в апреле.

Вроде бы по нескольким эпизодам Акула там фигурирует.

Это, конечно, московские дела, им и карты в руки, но… перевозили они его на эти дни к себе в Бутырку, а там… там в одной камере с Акулой случайно оказался некто Уколов. Они друг дружку еще по Потьме знают, по Нижнему Тагилу — словом, старые корешки. — Халилов плотоядно усмехнулся, Колосов отметил: слишком уж он налегает на это самое «случайно». Что ж, столичные коллеги свое дело знают крепко, и с такими, как Акула, работать умеют.

— Так вот с Уколычем Акула оказался более разговорчивым.

В том числе и по нашему эпизоду кое-что сболтнул. Так вот, Крестный, в нашу последнюю встречу Акула, мягко сказать, выложил нам лишь четверть правды. Обманул, гадюка!

— Как и мы его, — Колосов усмехнулся, вспомнив незаконный финт с заменой наркотика. — Ты — мне, Ренатик, я — тебе.

— Хрен бы он тогда от меня получил, — Ренат сплюнул в окно. — Даже иллюзии кайфа эта лживая гнида не заслуживала! Они с Грантом, оказывается, встречались за неделю до выстрела в Раздольске. Как мы с тобой сначала и предполагали. И хату для Антипова в Половцеве искал Гранту побратим.

Акула проговорился Уколычу — дескать, «в том деле схрон — его забота». Он бы тогда, зараза, сразу нам ту дачу указать мог, а не тень на плетень наводить. Мы тогда с тобой, Крестный, полдня потеряли, Акула на это и рассчитывал — и волки сыты, и овцы целы. Он сдаст место, но, пока мы его вычислим, Грант оттуда уже успеет слинять. Сукин сын! Если б не вилял, мы бы тогда и в Половцево не опоздали!

— Сделанного не воротишь, — оборвал его тираду Колосов. — Что он еще сболтнул?

— Вроде бы там, на этой даче, с ним кто-то дело имел. Ну, со стороны хозяйки. Старуха эта, Долорес, за границу собиралась, к родственникам. Ну, наверное, кто-то по ее просьбе с Карповым и говорил, деньги получил за съем.

— Сын? Ах да, он ведь тоже в отъезде, — Колосов вспомнил, что им было известно о хозяйке дачи Прозоровой. — Тогда, может, кто-то из знакомых?