Борис Руденко - Мертвых не судят

Скорость упала, и Быков переключил передачу. Начался многокилометровый извилистый подъем на перевал. Три тысячи триста метров над уровнем моря в наивысшей точке. Двигатель ревел с чугунной непреклонностью, этот мощный ровный звук успокаивал Быкова, отгоняя тревожные мысли. А Озода погрузил в дремоту: покосившись вправо, Быков увидел, что его напарник мирно клюет носом.

Ночная темнота, как всегда, пришла почти мгновенно. Будто кто-то огромный и невероятно сильный одним мощным рывком сменил заставку на картине мира. Встречных машин не попадалось, это избавляло Быкова от необходимости то и дело переключать дальний свет. Быков думал о том, что скоро им придется пересекать границу очередной суверенной республики, и был этим несколько озабочен. Пересекать границы здесь лучше в дневное время.

Первый дорожный патруль сопредельного государства Быков увидел издалека. Два милиционера стояли у мотоцикла с коляской. На плече одного из них болтался автомат без приклада.

Быков остановил машину и спрыгнул на теплый асфальт.

— Покажи права, — без лишних разговоров потребовал автоматчик. — Что везешь?

Оба члена патруля имели густые черные усы. Каждый солидный, облеченный властью человек в этих краях непременно носил густые усы. Если они росли, конечно.

— Виноград везем, — сказал Быков, протягивая бумаги.

Принять бумаги начальники отказались.

— Проверять будем, — сказали они.

— Пожалуйста, — устало согласился Быков.

— Разгружай! — скомандовал автоматчик.

— Как?! — от неожиданности Быков разинул рот. — Куда разгружать?

— Сюда, — представитель власти топнул ногой по асфальту. — На дорогу. Мы все должны посмотреть. А потом обратно погрузишь.

— Ты чего, командир, — не поверил Быков. — Тут же сутки надо корячиться. У меня грузчиков нет.

Автоматчик сделал шаг вперед, и Быков ощутил густой запах свежевыпитой водки.

— Если нужно, будешь и сутки, — сказал он и похлопал ладонью по автомату.

— Я тебе не грузчик, командир. — Быков уже не мог удержать накопившегося за день раздражения. — Я — шофер. Меня баранку наняли крутить.

— Не подчиняешься, — обрадовался командир. — Тогда с нами поедешь. Экспертизу будем делать. Ты пьяный, наверное, раз не подчиняешься.

Быков медленно и глубоко вдохнул душный ночной воздух и так же медленно выдохнул.

— Я все понял, командир, — сказал он, поворачиваясь к машине. — Эй, Озод, иди сюда, тут проблемы возникли по твоей части.

Давно уже проснувшийся Озод бдительно следил за развитием событий и тут же занял место на сцене действия. А Быков привычно отошел в сторонку, делая вид, будто проверяет скаты. Минуты две он добросовестно пинал тугую резину, пока Озод не позвал его обратно.

Едва они отъехали, Озод накинулся на Быкова с упреками.

— Зачем ты спорил?! — кричал он. — Никогда нельзя спорить! Лишние сто рублей пришлось заплатить!

— Да я не спорил вроде, Озод, — попытался оправдаться Быков.

— Как не спорил! — возмутился тот. — Раз лишние сто рублей взяли, значит, спорил.

Этот аргумент относился к категории неотразимых, и Быков промолчал. Но Озод еще долго не мог успокоиться.

— Один раз когда ехали, был шофер Леша. Тоже русский и тоже спорить любил. Тогда этот самый старшина его на экспертизу повез. Тут недалеко, я тоже поехал. Леша вообще не пил, совсем ни грамма. Ему доктор трубку дал, и Леша подул — ничего трубка не показала. Тогда старшина трубку взял и сам в нее подул — трубка вся зеленая стала, как трава, а он доктору показал и говорит: видишь, какой пьяный водитель, оформляй протокол! Тогда я двести рублей лишних ему платил и еще пятьдесят доктору. Вот как вредно спорить!

— Ладно, Озод, — примирительно сказал Быков, — ты прав. Не буду больше спорить.

В этих разговорах Быков как-то пропустил момент, когда они миновали наивысшую точку перевала, и лишь по изменившемуся тону двигателя понял, что машина покатила вниз.

— Послушай, Озод, — задал Быков давно интересовавший его вопрос, — смотри, как получается: мы и тысячи километров не проехали, а ты уже полштуки выложил. Ехать-то еще сколько! Если так дальше пойдет, в конце пути на каждый килограмм винограда такая накрутка получится, что его и не продать.

— Продадим, — уверенно ответствовал Озод. — Это только у нас так дорого ехать, а в России ГАИ хорошая, совсем мало берет, если ничего не нарушаешь.

Ночь сделалась угольно-черной, машина двигалась словно бы внутри тоннеля, вырубленного светом фар в монолите мрака. Постепенно Быков начал испытывать все большую усталость — уже более десяти часов он находился за рулем. Однако предложение остановиться на ночлег вызвало у Озода сильнейший протест.