Душан Митана - Конец игры

Петер Славик и теперь, после критического разбора дедовского «завещания», которым убедительно доказал, что понимает позицию своего отца Владимира Славика, считает себя, несмотря ни на что, звеном цепи: Адам Славик — Владимир Славик — Петер Славик, цепи, которую выковал Мартин Славик. Да, он понимает позицию отца, но при этом полностью разделяет точку зрения деда.

Туда-растуда твою птичку! Возможно, я должен был убить Гелену, чтобы по крайней мере задним числом осмыслить несправедливое наказание Адама Славика и Владимира Славика. Ничего не поделаешь, это у нас на роду написано. Мое преступление доказывает, что их наказание было справедливо. Несколько нарушена лишь временная последовательность.

Круг замыкается.

Неужто мне так и не удастся из него выскочить? Неужто я и правда кончу, как блондинчик?

В тот день он работал во вторую смену. В восемь вечера гул в цеху затих; конвейер остановился. Он вытер грязные руки о халат и пошел к раздевалке. Проходя мимо Цибулёвой Гиты, непроизвольно шлепнул ее по большому округлому заду; та, размахнувшись, тыльной стороной руки ударила его прямо меж ног — какой-то сладкой болью отозвалось все тело, и он блаженно застонал. Гита разразилась грудным, наглым смехом, который иглами вонзался ему в пах. Он пошел к двери, но слова мастера, низкого, коренастого мужичка в белом халате, остановили общее движение к выходу: Подождите минуту, будет короткое совещание, крикнул он, и голос его в затихшем цеху прозвучал неожиданно громко и отчетливо.

Иди ты знаешь куда… — пробурчал Славик почти про себя, но стоявший рядом, услыхав его, сказал: Снова трубить.

Люди полукругом столпились возле мастера, который говорил: Вы же знаете, как обстоят дела с планом. Работаем на экспорт, круг все время барахлит, то и дело у нас простои, вам все известно, так что…

Опять трубить, да? — раздался мужской голос, и все головы повернулись в том направлении. В наступившей тишине кто-то громко высморкался. Мастер смотрел на людей с опаской, словно бы ждал взрыва недовольства, но поскольку никто не поддержал возражавшего, заговорил с бóльшей уверенностью: Придется вкалывать и ночью. До самого утра. Ничего не попишешь. На носу конец месяца, а план срывается…

Он замолчал, словно освободил пространство для ожидаемого шума, который не замедлил подняться.

Ну, говорил же я.

Не положено. Что мы, лошади? Не положено.

Вот и скажи ему.

Скажи, скажи! Сам и скажи. Я и так говорю.

Вся ночь к чертовой матери…

Это уж точно, нынче с бабой не полежишь…

Ну и слава богу!

Премия не помешает.

А, все одно.

Я сразу смекнул, что к чему.

Мастер правильно рассчитал, что гроза миновала, и снова приступил к делу: Знаете небось, как дела обстоят. Премию все хотим, так ведь? Ну, ступайте, поешьте, сейчас внеочередной перерыв. Я б еще вчера сказал вам, да сам толком ничего не знал. Можно и завтра в ночь отработать, но раз уж мы здесь… Или отложим до завтра?

Зачем?

И правда, уж лучше сразу отделаться.

Уж раз мы здесь…

По крайней мере не надо будет завтра приходить…

Ну ладно, заключил прения мастер. Буфет будет открыт. В два получите горячий чай. Ну, ступайте, круг пущу точно через двадцать минут. Хватит волыниться.

Главное, что мы посовещались, заметил Славик, направляясь к уборной.

Ты только все ворчишь, а толку от этого… ни хрена.

Когда тут работал твой батя…

Заткнись лучше…

Мужик был не чета тебе!

Он начальнику и то говорил, что думал.

Не то что мастеру.

Ему сам черт был не брат.

Обидно, что в учителя подался.

Он бы им объяснил, какого черта эти простои.

Кто виноват в них.

Материала не хватает.

Организация ни к черту.

А мы тут труби сверхурочные.

По ночам.

Чего не напишешь об этом?

Боится, что не получит рекомендацию.

В институт.

Хитер парень.

Имеет право.

Чего ему в петлю лезть.

Из-за нас-то.

Скоро отсюда смотается.

В гробу он нас видел.

Славик закрыл дверь. Это старая песенка, он знал ее наизусть. Вечно ему отцом кололи глаза. Словно ждали, что он пойдет по его стопам. Отец и вправду писал в заводской газете, а мать пеняла ему за это: Еще голову не успел поднять, а уж опять за свое… тебе-то какое дело… во все надо нос совать, да?.. Опять хочешь сесть в лужу?.. Мало тебе?.. Вот характер… накличешь на нас беду…

Славик сидел на стульчаке, покуривал и усмехался. Напиши, напиши… Держи карман… В один институт его не приняли, что ж, теперь еще и другим рисковать! Если не дадут рекомендации, ему крышка! Напиши, напиши… А сами-то чего? Неграмотные, что ли? Я-то напишу, но прежде мне надо повыше взобраться. В институт. То-то и оно.