Николай Спасский - Проклятие Гоголя

– Что будете на аперитив?

– Пастис. Стараюсь блюсти традиции.

– Правильно. А я вот поддался.

– Давно знаете это место?

– Ни разу не был. Но мне рассказали, что здесь приличная римская кухня. Не то что новые рестораны, рассчитанные на американских туристов. Здесь тебя не обманут. А если уж совсем повезет, старик-официант будет говорить по-французски.

В это время появился официант. Он действительно сносно говорил по-французски. Высокий, худой человек, в мятой белой рубашке с бабочкой. Узкая грудь и длинные руки. Крупная голова, бледное лицо, бескровные губы, лошадиные зубы, густые, клокастые серые брови, оттопыренные уши, резко ввалившиеся бесцветные глаза. Он был слегка пьян и производил впечатление туберкулезного больного на предпоследнем году жизни.

Впрочем, старость, потертость и болезнь не мешали ему быть в меру жизнерадостным и ничуть не угнетали посетителей. Скорее наоборот. То, что официанты здесь – и толстые, и худые – производили впечатление неизлечимо больных, только что выписанных их монастырской лечебницы, составляло особый шарм этого заведения.

Аметистов и Гремин заказали запеченного морского окуня с картошкой и помидорами и спагетти с мидиями. Вино – «Фраскати». Официант удалился.

Аметистов пригляделся к собеседнику.

Лет тридцать. Явно не славянская, но и не вполне французская внешность. Так выглядят дети от смешанных браков, с легкой примесью еврейской крови. Строгий темно-серый костюм. Гремин обучался в аспирантуре Григорианского университета, готовил работу по святому Кириллу. И одновременно – не зря окончил три года Парижской консерватории – замещал регента церковного хора храма святителя Николая.

Аметистов привык судить по первому взгляду. Жизнь далеко не всегда позволяла ему второй. Гремин ему нравился.

Если бы кто-то прислушался к их разговору, то поначалу ничего не заметил. Аметистов неуловимо поменял тембр голоса. Тот же красивый баритон с густой хрипотцой, которую дают долгое пребывание на морском воздухе, на ветру и привычка к крепким напиткам. Голос, одинаково уверенный и на армейском плацу, и в великосветском салоне. Только вдруг слова Аметистова, достигая собеседника, словно замирали. Их разговор не смог бы подслушать никто. Если нет подслушки. Но это вряд ли. Встречи с агентами Аметистов дважды в одном ресторане не назначал. Столики не заказывал. Приходил раньше и садился за свободный.

Можно приступать.

– Вы знали Андриуса?

– Да, он был моим куратором. Мы встречались два раза.

Аметистов улыбнулся. Как Гремин все-таки молод. Иначе не говорил бы лишнего. И это чисто гражданское слово – «куратор».

– Он покончил с собой.

Гремин, ошеломленный, не сводил с Аметистова глаз.

– Опасался раскрытия?

Гремин старался показать себя профессионалом.

– Ему прострелили обе коленные чашечки. Он не мог убежать. И боялся не выдержать пыток. Слава богу, его плохо обыскали и не заметили зашитую в воротник ампулу с цианистым калием.

Гремин с минуту переваривал информацию.

– Где это случилось?

– Здесь, в Риме. Где точно – не знаю. Труп нашли недалеко от пьяццы Виктора Эммануила.

– Я ничего не читал в газетах.

– А вы ничего и не могли читать. Когда убивают нашего брата, об этом в газетах не пишут.

– И кто это сделал?

– Не знаю. Темная история. Очевидно, что Андриус встретил профессионала.

Аметистов замолчал надолго. Закурил «Галуа», самые крепкие, хотя обычно за едой не курил. Ему было жаль Гремина. Но это ничего не меняло. Если уж переиграли Андриуса, одного из лучших агентов западноевропейской резидентуры, человека без нервов, классического прибалта с прозрачными, бесцветными глазами, этому мальчику здесь ловить нечего. Правда, лучше умереть в Риме, даже под пытками, но относительно быстро, чем годами заживо гнить в сталинских лагерях.

– У нас есть основания полагать, что это не ЦРУ, не СИС, и не итальянцы. По почерку похоже на контрразведку одной из европейских компартий. Или организации бывших нацистов. В любом случае, очевидно, что эти люди частично проникли в наши планы. Они опасны и очень грамотно работают. И мы о них ничего не знаем.

Гремин держался неплохо.

– Что требуется от меня?

– Вам предстоит продолжить то, что начал Андриус.

– Но я не в курсе…

– Не волнуйтесь, я все расскажу. Расслабьтесь. Главное – ешьте. И про вино не забывайте. Очень приличное. Голубчик, – неожиданно по-русски, по-отечески произнес Аметистов, – прошу вас, ешьте! Остынет ведь. И внимание нам с вами незачем к себе привлекать.