Анастасия Валеева - Летом в Париже теплее

– Да-а? – дурашливо улыбнулся мужчина в галстуке, – если ты так на самом деле думаешь, я сильно сомневаюсь, что ты нам пригодишься…

Он задергался в смехе, как марионетка.

– Захарыч, – мрачно блеснули глаза Шатапа, – кончать ее надо.

– Молчи, ублюдок! – взвизгнул Захарыч. – А ты, Корнил, почему позволяешь своим мудакам рот раскрывать?

Брови Захарыча угрожающе сдвинулись на переносице. Но как хороший актер с широким диапазоном изображаемых эмоций и гибкой быстротой в переходе от одной к другой, он вдруг снова растянул рот в сладенькой улыбочке.

– Ты должна добыть для нас информацию, – со снисходительным презрением посмотрел он на Яну, – а не то… Ох, тогда я тебе не завидую. Ты будешь умирать медленной, мучительной смертью. Мы о тебе позаботимся.

Яна видела, с какой раболепной покорностью вглядываются в лицо Захарыча его люди. «Спортсмен» умудрялся одновременно следить за выражением лица своего шефа и за Яной.

– Мне нужно время, мои способности от меня не зависят, – возразила Яна, – это не телевизор, который можно по желанию включить и выключить.

– У тебя будет время, – мрачно ухмыльнулся Захарыч, – до завтрашнего дня.

– Это явно недостаточно, – не соглашалась Яна.

– Ну уж это зависит от тебя, или ты думаешь, что тебя тут будут кормить и сторожить всю жизнь? Я привык, что мои приказы выполняются быстро и беспрекословно. Если бы каждый со мной стал торговаться, чтобы тогда было?

Захарыч обвел присутствующих властным взглядом. По комнате прошел сдавленный ропот. Бесспорно, ропот одобрения.

– Но ты не думай, что мы лохи, что просто поверим тому, что ты скажешь. Мы проверим… – на миг замолчал он, словно хотел этой паузой придать последней реплике угрожающую выразительность, – а ты пока здесь посидишь. Если твоя информация подтвердится, скатертью дорога, как говорится. А если дурить нас вздумаешь, если схалтуришь, на куски изрежу тебя и твою суку! И не вздумай ментам потом на нас накапать, а то… Господи, как надоело грозить и запугивать! – на его губах мелькнула лицемерная улыбка, – а ничего не поделаешь, одни дураки попадаются, дураки и должники, мать их, – засмеялся он.

– Я помогу вам, но не давите на меня, – невозмутимо сказала Яна, – и сами не будьте дураком, – она непроизвольно улыбнулась, – ведь само слово «явление» подразумевает независимый характер этого феномена, человек может лишь констатировать его приход.

– Ты надо мной издеваешься? – зарычал Захарыч. – Шатап, Хомяк, Дема, – глаз с нее не спускайте! А ты напрягись, – обратился он к Яне, – В угловую комнату, – скомандовал он.

Яну вывели в коридор. Он был довольно широким, оклеенным новенькими обоями. Они отливали атласным блеском и свежестью красок напоминали майскую зарю. Вдоль него шли высокие двери из темного дерева. Лица бандитов, угрюмые и хмурые, не вязались с розовато-абрикосовым глянцем обоев, казались каким-то пещерным атавизмом.

Шатап шел сзади, под руки Яну вели Хомяк и Дема-спортсмен. Дойдя до последней двери и открыв ее, Яну втолкнули в небольшую комнату, окна которой тоже были занавешены тяжелыми велюровыми шторами, но уже коричневого цвета. Из мебели были только диван, на который и усадили Яну, несколько стульев с вытертыми гобеленовыми сиденьями, стол у окна и застеленная обычным верблюжьим одеялом кушетка. Шатап тут же растянулся на ней.

– Вот, блин, работа гребаная, – недовольно пробурчал Хомяк, устраиваясь на неудобном стуле.

– Тебе за нее платят, так что держи варежку закрытой. Или ты хотел просто пушкой махать и бабки зашибать? – криво усмехнулся Шатап. – А ты давай работай! – прикрикнул он на невозмутимо наблюдавшую за ними Яну.

– Захарыч не в духе, – вмешался в разговор Дема, – притулившийся на стуле – с его ростом и длинными ногами ему было еще более неудобно сидеть, – а мы-то при чем? Он целый месяц ее вычислить не может…

– Заткнись! – рявкнул Шатап, снова садясь на кушетке.

– Хомяк, сгоняй за пивом, чего-то глотка горит. Чую, – с ненавистью поглядел он на Яну, – нам долго тут торчать придется.

– Ага, я сейчас! – воспрял духом Хомяк, поспешая к двери.

– Покрепче бы чего! – мечтательно закатил глаза к потолку Дема.

– Захарычу люди с трезвой башкой нужны, – осек его Шатап.

Вскоре в дверях появился Хомяк. Его сальная физиономия лучилась стовольтовой радостью, в руках он нес упаковку «Хольстена». Он выдернул одну банку себе, тут же ее распечатал, а остальные бросил на стол.