Хайнер Ранк: Дорожное происшествие

Она кивнула.

- А еще что-нибудь там есть?

- Да, разбитый велосипед.

- Тогда вам лучше позвонить в полицию, - сказал хозяин и, достав из-под прилавка телефонную книгу, раскрыл ее и принялся торопливо водить по строчкам толстым мокрым пальцем.

- Полиция, ноль-один-один.

Тем временем любопытные со всех сторон обступили ее, все молчали, отрезвленные испугом, и глядели на нее с интересом и даже с участием. Она хотела набрать номер, но руки ее не слушались и палец все время срывался. Хозяин молча придвинул аппарат к себе и набрал сам. Потом он передал трубку женщине, и она начала бессвязно, запинаясь от волнения, рассказывать о случившемся. После первых же слов ее прервал человек на другом конце провода и спокойным голосом стал задавать простые, четкие вопросы. Его спокойствие передалось и ей. Движения ее стали уверенней, дыхание ровней.

- Как ваше имя?

- Эвелин Шварцхаупт.

- Откуда вы звоните?

- Из трактира в Филиппстале.

- На дороге в Гютерфельде вы нашли раненого?

- Да, он без сознания и…

- Спасибо. Пошлите кого-нибудь за вашим участковым. Если поблизости есть врач, вызовите его, а сами как можно скорей возвращайтесь с несколькими помощниками к месту происшествия; Дорогу временно перекройте и проследите, чтобы там ничего не трогали. Пострадавшего укутайте теплым одеялом, но без распоряжения врача не уносите его. Автоинспекция и «скорая помощь» уже выехали к месту происшествия. Вопросы есть?

- Нет, все понятно, - прошептала женщина и тут только увидела кровь на своих руках. Она побледнела, выронила трубку и, чувствуя подступающую к горлу дурноту, бессильно опустилась на стул.

Наутро, без малого в восемь, шиферно-серый «трабант» подъехал к стоянке на потсдамской Баухофштрассе. Воздух был мягкий как шелк, нежно голубело небо, и позолоченный Атлант, что надрывался под тяжестью земного шара на крыше старой ратуши, сверкал на солнце. Человек, сидевший за рулем, лейтенант уголовной полиции Виктор Крейцер, вышел из машины и запер ее. Взгляд его упал на клен, росший подле стоянки. Листья клена за ночь налились винным багрянцем. Несколько секунд он глядел на дерево, захваченный его красотой, потом вздохнул, расправив грудь, повернулся и зашагал к подъезду полицейского управления.

Крейцеру недавно перевалило за тридцать, роста он был среднего, сложения крепкого, с широкими плечами боксера. На крупной голове щетинился ежик светло-русых волос. Из-под сросшихся бровей хмуро глядели серые глаза; когда их обладатель сердился, они тотчас становились холодными и беспощадными. Узкогубый рот говорил об упрямстве, подбородок был твердый, но с ямочкой посередине.

Жизнь не баловала Крейцера смолоду. Он вырос в семье, где, кроме него, было еще шестеро детей, и привык к бедности. Отцу, пьянице и дебоширу, водка помогала забывать не только про жизненные невзгоды, но также и про жену с детьми. Денег в доме не водилось, и мать выбивалась из сил, чтобы худо-бедно просуществовать с семью детишками. Едва научившись думать, Виктор проникся величайшим отвращением к вину и куреву. Он возненавидел пропахшего кабаком отца, который, едва протрезвясь, лупцевал дома каждого, кто ни подвернется под руку. Зато Виктор рано научился постоять за себя. Место в скрипучей кровати, долю в семейных трапезах, а позднее - уголок стола для выполнения школьных уроков приходилось с боями отвоевывать у одичавших и оголодавших братьев и сестер. Ему не исполнилось и четырнадцати, когда он поступил учеником слесаря на Бабельобергский паровозный завод. После домашних неурядиц ему захотелось упорядоченности и надежности, он записался в боксерскую секцию. Оттуда пришел в ряды СНМ, а четыре года спустя, восемнадцати лет, поступил в Народную полицию. Серьезный и замкнутый, он ничего не принимал на веру, не продумав основательно. Заговорить ему зубы было практически невозможно - кто пробовал, тот натыкался на стену холодного недоверия. В повседневном общении был деловит, не слишком доступен, казался человеком холодным, а в вопросах, которые считал важными, отличался порой несносным упрямством, что многим действовало на нервы и заставляло держаться от него подальше.

Итак, Крейцер вошел в свой кабинет - маленький и скудно обставленный. Два письменных стола, второй - для младшего коллеги, стул для посетителей, коричневый платяной шкаф и на низкой подставке маленький стальной сейф. На стенах висели три карты - ГДР, округа и района - и два портрета политических деятелей.