Сергей Ковальчук - Тринадцать

Мысли о Мирутине привели ее к тому моменту, когда, воспользовавшись тем, что его никто, кроме Люды и сержанта полиции, не видит, бывший «важняк» зачем-то сфотографировал адвоката.

Она этому, конечно, удивилась, но особого значения не придала. А теперь, когда ее, что называется, прижало, эта информация могла ей помочь. Ведь в наблюдательности Люде не откажешь, а по поведению своего шефа она поняла, что тот не особо любит Мирутина.

— Никита Иванович, — улыбнулась девушка, передавая Оловянному дело.

— Чего тебе? — угрюмо процедил тот, склонившись над блокнотом и аккуратно внося туда ручкой какую-то информацию.

— Я хотела сообщить кое-какую информацию. Мне показалось, что это будет вам интересно.

— Чего? — удивился толстяк, отрываясь от своего занятия. Это было что-то новое. — Выкладывай, что ты хочешь мне поведать, только быстро и четко, я тороплюсь, — заинтригованно повел он бровью.

— Никита Иванович, — занервничала девушка и оттого, раскрасневшись, стала еще красивее. — Я только хочу у Вас попросить отпустить меня сегодня пораньше. Мне очень надо, — выпалила она, прислушиваясь к бешено колотящемуся, словно готовому выпрыгнуть от волнения наружу сердцу.

— Выкладывай, сказал! — что есть силы рявкнул Никита. И чуть погодя, добавил: — Если скажешь что-то действительно важное, отпущу.

Девушка повеселела. Когда она рассказала о том, что Мирутин незаметно сфотографировал адвоката Прохоренко, Оловянный застыл в одном положении, словно зависнувший комп.

— Никита Иванович, ау, вы меня слышите! — звонким голосом уточнила Карамзина.

— Да, — очнувшись, ответил следак. — Можешь убираться, на сегодня свободна!

Когда радостная девушка буквально выбежала из помещения, полковник юстиции Оловянный снова достал свой мобильный и набрал прежний номер.

Ровно в четырнадцать ноль-ноль Серафим Мирутин вошел в помещение актового зала управления, располагавшегося на четвертом этаже.

Вместе с людьми, признанными по делу Лучкович потерпевшими, в зале находился один из оперативных работников полиции, входивших в следственную группу, которого генерал Рымов попросил их встретить и поприсутствовать при разговоре с Мирутиным. Это был высокий и худой, как палка, подполковник Самохвалов. Сыщик его знал как грамотного и немногословного профессионала. Увидев Самохвалова, сидящего в сером мохеровом свитере и джинсах на первом ряду перед сценой президиума, Серафим внутренне поаплодировал Рымову. Этот человек болтать о том, что слышал, не будет.

Пришедших на встречу с ним потерпевших было семеро. Все они сидели на первом ряду.

Поздоровавшись с подполковником за руку. Серафим поднялся на сцену. Микрофона не было, да он и не был нужен и сыщик, достав из портфеля блокнот и ручку, представился:

— Добрый день, меня зовут Серафим Дмитриевич Мирутин. Я — бывший следователь этого управления, которого попросили разобраться во всех хитросплетениях дела. Думаю, что долго вас не задержу. А работу мы построим так. Сначала я попрошу каждого из вас представиться и сообщить, чей он родственник из погибших, после чего приступлю к постановке своих вопросов. Договорились? Присутствующие закивали.

Тогда начнем с Ввас, — обратился он к пожилому седому мужчине в сером шерстяном свитере и черных брюках, сидевшему с самого края. Его аккуратная короткая стрижка, ястребиный нос и отутюженные брюки позволяли сыщику сделать предположение, что это бывший военный, причем вышедший в отставку в немалом чине.

— Вершинин Сергей Серафимович, — поднявшись со своего места громким голосом, четко доложил он. — Полковник в отставке, проживаю в городе Чехове Московской области, отец Екатерины Милютиной.

Сидевшей рядом с Вершининым женщиной, примерно его ровесницей, в видавшей виды длинной белой шерстяной кофте, оказалась мать Олеси Казанцевой — Александра Антоновна Древко.

За ней следовали жена Захара Викторова — Наталья Викторова, мать Дмитрия Афиногенова — Валентина Евграфовна Чувилина, жена Артема Шкандыбы — Антонина Федоровна, сестра Максима Коробченко — Зоя Голенихина и, наконец, сын судьи Стеклова — Георгий. Последний сидел отдельно от других потерпевших и Серафим сделал вывод, что другие его товарищи по несчастью знают, что убийства их родных на острове совершал его отец.

— Можно вопрос? — не поднимаясь, спросил Мирутина Вершинин. — Скажите, а зачем вы нас тут собрали? Мы все уже давали свои показания и не раз. Что даст это вот наше собрание?